— Попробуй-ка объяснить природой их
силовые щиты. — усмехнулся Борис. — Я не могу. Вот только это явно
не технология. Возможно, передающийся по наследству дар.
— Щиты были только у командиров. Да и
невидимость не у всех одинаковая. — заметил я, вспоминая свои
сражения. — У черепах все работало по-другому — магию несли на себе
Титаны или маги, и те и другие — с даром внутри. Когда носитель жив
— его подчиненные могут использовать сверхъестественные
способности, как только умирает — их будто отрубает от сети.
— Интересное замечание. Хорошо бы его
проверить на практике, но с ящерами явно другая история. У них тоже
ярко выраженное разделение на касты. Охотники, загонщики и
штурмовики командиры. Но каждый индивидуален в большей степени. —
задумчиво проговорил Борис. — Мне кажется если мы выживем — с нами
будет так же.
— О чем ты? — не поняв мысль
разведчика спросил Михаил.
— Наверное про одаренных, военных и
мирных граждан? — предположил я.
— Не совсем, но близко. Если мы
выживем, общество будет вынуждено разделиться на несколько каст:
Одаренные — скорее всего верхняя, у вас куда выше выживаемость, а
возможно и продолжительность жизни. Пусть не сразу, но одаренные
займут все управляющие посты просто из-за большего опыта.
— Следом — измененные. — при этих
словах Борис показал на собственную золотую татуировку. — Мы
понятия не имеем как это в долгосрочной перспективе влияет на
организм, но одно уже ясно — всех изменить не получится, но такие
станут элитой в войсках. Уже ясно что мы сильнее, быстрее и
выносливей обычного человека. Может не на порядок, но существенно.
И все остальные, кто будет прятаться за спинами первых двух
категорий.
— Нео феодализм? — хмыкнув спросил
Михаил. — А мы для такого не слишком развиты?
— Это только пока. Стоит загнать нас
в рамки вертикальных ферм и крепостей, все сразу вернется на круги
своя, как в Афганистане или военных областях Сирии. Общее
правительство — чисто номинально будет где-то там. А в остальном,
каждое поселение само по себе. — ответил Борис. — Но ты прав, это
тоже наступит не сразу. Лет через десять, если кто-то до того
момента доживет. Когда придут в полную негодность самолеты и
машины. Останется немногочисленная военная техника, которую будет
нечем заправлять, смазывать и нечем стрелять.