— В этот салон не ходи делать маникюр. Его хоть и открыла
знаменитая светская львица, но пальцы там режут беспощадно. Денег у
нее нет, что ли, нормальных мастеров нанять? — знакомила меня Юлька
с окрестностями нашего офиса.
Свой первый салонный маникюр в Москве я сделала через полгода
после переезда. До этого экономила, обрабатывала кутикулу и
подпиливала коготки дома сама.
— Вон бабулька идет, видишь? К ее собаке близко не подходи. Она
истеричная, иногда срывается с поводка и кусает прохожих.
На поводки у леди красовался очаровательный терьер, который вел
себя вроде как вполне пристойно — на первый взгляд.
— Из всех кофеен в нашем районе самый вкусный кофе на вынос вот
в этой, — и Юлька показывала пальцем на вывеску, название на
которой мне пока ни о чем не говорило.
Моя московская история складывалась не из глобальных подвигов и
свершений, а из таких вот мелочей. Они запоминались ярче всего, и я
с удовольствием прокручивала их в голове перед сном, как слайды из
фотоальбома.
Мы договорились, что Юлька будет выплачивать мне оклад тридцать
тысяч, а сверху еще комиссию за работу с клиентами. Первые три дня
клиентов не было совсем. Я ковырялась в соцсетях, заводя там
аккаунты для нашего агентства. Юлька до моего появления
продвижением не занималась, паразитировала на старых контактах.
На четвертый день моя работодательница уехала к врачу по своим
постоперационным делам. И пропала — прием явно затянулся. Я сидела
в офисе одна.
Раскованной, если не сказать разболтанной, походкой вошел первый
на моем опыте клиент. Высокий, грузноватый, темнокожий. Нет, не
южанин с Кавказа, а именно что африканских кровей. Удивился, увидев
меня.
— А где Жюли? Добрый день, — были его первые слова.
— В поликлинике, задерживается. Здравствуйте. Я могу вам чем-то
помочь? — я старалась говорить как можно более отчетливо и
отточенно. Как профессионал.
— Разве что увлечь меня приятной беседой, — улыбнулся клиент. —
Жюли уже подготовила для меня документы, мне осталось только
забрать их. Меня зовут Беньямин.
— Минуточку. Я сейчас еще раз попробую ей набрать, — я охотно
вживалась в роль корректной секретарши.
Телефон по-прежнему был недоступен. Беньямин в это время
остановился глазами на портрете Юльки, который висел у нас на
стене. Там она сияла: на фоне карусели, в цветастом сарафане, с
сахарной ватой наперевес… Опять это попадание точно мимо возраста.
Неуклюжая инфантильность. И при этом — неотразимое обаяние,
неугасимая доброжелательная солнечность.