Нигде и никогда - страница 16

Шрифт
Интервал


Стоит закрыть глаза, глубже спрятаться в пальто, отвернуться – и все исчезнет. А холод змеится по телу, и онемели пальцы сжатых в карманах рук, и ноги словно провалились в безжалостно ледяную прорубь. И можно даже не поворачиваться, потому что знаешь: это не ошибка.

Исчезли коробки домов за окном, не царапают по стеклу голые ветки. Посыпал мелкий снег – и ничего не разглядеть. Сплошная белизна, и непонятно: едешь или давно стоишь на месте?…

– Здравствуй.

Наверное, это правда, что звуки не исчезают. Затухая, они мчат над планетой, и если когда-нибудь будет создан удивительный чуткий прибор, мы сможем услышать, о чем говорили у походных костров свирепые воины хромого Тимура, и что на самом деле сказал перед смертью Галилей, и как воспринял Ньютон упавшее яблоко. Неужели я вдруг обрел способность слышать звуки из прошлого?

«Здравствуй». Это слово говорил знакомый голос давным-давно, в совсем другом мире. И вот оно долетело до меня из странного, неяркого прошлого.

Что такое наше прошлое? Ряд отдельных картин, череда лиц, тени ощущений. Что-то блекнет, что-то постепенно, с течением времени, предстает по-иному, потому что меняемся мы. И в итоге события, происходившие когда-то, становятся чуточку субъективными, преломляясь в сознании, в призме нашей памяти.

Все мы, живущие, – глубокие колодцы, в которых покоится прошлое. При помощи чудесной способности, дарованной нам от рождения, мы можем хранить прошлое в себе и бережно передавать его потомкам. Человек стал хозяином мира более всего не потому, что имеет руки и мыслит, а потому, что одарен способностью помнить. Отними у человека прошлое – и он исчезнет как личность.

Мы помним многое – и это иногда губит нас. Мы помним многое – и хорошее, и плохое – и забыть что-либо не в наших силах. Мы можем просто затолкнуть воспоминание на самое дно своей души, но забыть – никогда.

И вот это «здравствуй». И прошлое слилось с настоящим.

Светлые волосы под пушистой шапкой. Бледная замерзшая щека, воротник в снегу. Она сидит рядом со мной, трамвай чуть покачивается, за стеклом сумятица снежинок.

Она поворачивает голову. Печальные глаза, печальная улыбка.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – отвечаю я, и ноги, наконец, выбрались из проруби, и пальцы в карманах вновь обрели способность сгибаться и разгибаться. Я принял ее как реальность – и снова стал самим собой.