Он шел без определенной цели. Он был в отпуске. Попрощался с сослуживцами, переночевал в своей холостяцкой городской квартире, а утром сел за руль и приехал сюда. Почему сюда? Да потому, наверное, что давным-давно, лет двенадцать назад, в студенческие времена, он в этих краях принимал, как принято говорить, участие в сельхозработах. Стояла такая же пасмурная осень, шли дожди, только был он тогда не один, а было их пятеро ребят и пятеро девчонок, и вечерами, возвратившись с картофельного поля и наспех перекусив, они бродили по сельской местности и пели под гитару или танцевали в невзрачном клубе, такие неуклюжие в сапогах и телогрейках… Он снял комнату у той же бабки Шуры, которой когда-то колол дрова и носил воду, и она, конечно, его не узнала. Ведь время большой мастер играть в перемены.
По утрам он бродил по окрестным дорогам, уходил в пасмурный лес, медленно пересекал голые поля, разбухшие от долгих дождей. Машину он не трогал – она оставалась стоять у калитки, ведущей в бабкин огород, уныло глядя мокрыми фарами на потемневшие жерди.
Однажды он набрел на покосившийся сарайчик, и с удовольствием полежал на прелом сене. Когда-то он уже был в этом или очень похожем на этот сарае и так же лежал, заложив руки за голову, а по крыше постукивал дождь.
Еще ему нравилось ходить по дороге, которая взбиралась на холм у окраины села. На вершине холма, окруженная невысокими березами, упиралась в небо тонкая колокольня. Внутри колокольни было тихо и немного торжественно. За колокольней, среди низких колючих кустов, вкривь и вкось торчали из земли серые гранитные плиты и кое-где чернели ветхие кресты. А дальше, за холмом, тянулись голые поля, и серая полоса леса сливалась с серым небом.
Неухоженность какая-то сквозила в этом пейзаже. Неустроенность. Возможно, именно поэтому он и приехал сюда дождливой осенью.
Он свернул с обочины и углубился в поле, с трудом выдирая подошвы из вязкой земли. Вдали хрипло зарокотал трактор, и хрип этот простуженным эхом вернулся от недалекого леса. Он шел и вспоминал, как тогда, двенадцать лет назад, таким же тракторным хрипом они напугали лису, и рыжий комочек метнулся к лесу, а они свистели вслед, подпрыгивая в громыхающем прицепе. И вспоминал он лося, что на мгновение вышел из-за растопыренных елей и сразу отпрянул, растворился в темных волнах деревьев, ошеломленный гулом картофелеуборочных комбайнов. А картошка все ползла и ползла по бесконечной ленте транспортера, скользкая от налипшей земли, и гул катился над полем торжественным маршем.