Одно за другим гасли окна. Подслеповатый фонарь близоруко освещал затихший двор с пятью снежными изваяниями, успевшими пострадать от неуёмной человеческой радости. У одной из них, из предполагаемого рта, чуть ниже морковки, торчала недокуренная сигарета. Со второй бабы кто-то сбил с головы ведро. Безжалостно оторвали левую руку у третьей бабы, заменив её на пустую водочную бутылку. У четвертой надгрызли нос, видимо, употребив оный в качестве новогодней закуски. Нетронутой осталась лишь голубоглазая малышка в цветочном наряде с соломенными волосами и ярко-красными ладошками.
– Тьфу, ты! Гадость какая! – раздался в тишине скрипучий, словно надтреснутый, голос.
Это ругнулась, выплевывая воткнутый в неё бычок, одна из участниц скульптурной композиции.
– Сволочи, а не люди! И чем только помешало им мое ведро!? Стою теперь вся такая лысая, неженственная, – поддержала подругу вторая из баб.
– Ага! А то с ведрами мы все тут такие женственные, обалдеть! – подключилась к разговору баба с надкушенным носом.
– Ну шо разнылись!? Мне бы ваши проблемы! Подумаешь – бычок! Выплюнула и забыла! И без ведра тожа обойтися можна! А мне как прикажете жить без одной руки-то!!?
– На фига тебе рука? – съехидничала Баба без ведра. – Вареников не лепить, младенца на руках не укачивать!
– А откуда тебе знать! Может и укачивать, – огрызнулась однорукая.
– Ой! Бабоньки! Ой, не могу! Ты от кого это младенцов-то рожать собралася? У всём дворе ни единого мужика!!
Конец ознакомительного фрагмента.