Севастопольская свалка, в отличие от свалок континентальных городов, на которых безраздельно властвуют вороны, давала пропитание также и огромному количеству морских птиц. Чайки и бакланы разнообразили здесь свой рацион, урезанный ежегодным скудением рыбных запасов. Морские птицы мирно уживались с сухопутными, а те и другие – с маргинальными элементами вроде бомжей, алкашей и охотников за металлами.
Вообще говоря, на свалке, в сравнении с Крымским полуостровом в целом, царила гармония. Там, за забором, татары никак не могли ужиться с русскими, левые с правыми, оранжевые с бело-голубыми, украинские ВМС с российским Черноморским флотом. А здесь, среди зловонных мусорных дюн, не было ни левых, ни правых, ни татар, ни русских, ни украинцев, ни военных, ни гражданских – все были равны. Если, конечно, соблюдали неписаный кодекс свалки.
От ворот к сектору непищевых отходов с наплечной сумкой проковылял высокий здоровый бомж. Несмотря на утреннее время, он был уже навеселе и в его сумке тихонько позвякивала не пустая, а полная посуда.
Поравнявшись с искореженным пожаром скелетом ларька, высокий бомж притормозил.
– Здорово, Десантура!
– Дай бог тебе всех благ, Лом!
– А ты чего не на работе? – кивнул в глубь свалки Лом. – Выходной себе устроил?
– Да нет, нога что-то разболелась, сил нет! Наверное, на погоду.
– Так, может, раздавишь со мной пузырь? А как я буду на мели, отдашь! Глядишь, ногу твою и отпустит.
– Да нет, Лом, храни тебя бог, но я с утра не пью. Только вечером, если холодно, для сугреву.
– Ну гляди, как знаешь, Десантура. А Катюху не видел, Беззубую?
– Нет, Лом…
В этот момент сбоку к Лому подошли двое еще довольно молодых парней, первый покрупнее, второй помельче, но оба крепкие и для бомжей выглядящие вполне прилично.
– Эй, Лом, можно тебя на минуту? – положил на плечо Лому руку первый парень.
– Чего? – развернулся Лом.
– Говорю, на минуту тебя можно? – рванул Лома за плечо парень.
Его спутник отступил в сторону и кивнул: