Возмущение было притворным, потому что на самом деле Петрухе, который в отличие от многих своих товарищей по училищу так и не обзавелся законной женой на последних курсах и отправился на службу в Таджикистан холостым, очень нравилась Людмила. Ее внешняя привлекательность – особенно девушку украшала улыбка, а улыбалась она легко и по всякому поводу – сочеталась с открытым и озорным характером.
Против такого коктейля Романчуку устоять было трудно, если вообще возможно. Ведь до встречи с Людмилой в течение трех лет оператор был лишен приличного женского общества. Он коротал свободные вечера, как правило, в теплой компании таких же, как он, неженатых лейтенантов, уничтожая сэкономленное «шило» из весьма объемного – семнадцать литров! – бачка стеклоочистителя своей винтокрылой машины.
– А ты что, и в самом деле конструктору племянницей приходишься? – вдруг поинтересовался Иванисов. – Уже который раз гляжу, спотыкаешься. Он вроде как татарин или башкир, а ты белобрысая или почти рыжая. Или красишься?
– Обижаете, майор, я – натуральная блондинка, – уходя от ответа на первый вопрос, сказала Людмила.
– Во! Сама призналась! – обрадовался Петруха. – Блондинка! Натуральная! Ну что с нее взять?
– Того, что хочешь – не возьмешь! – показала ему алый остренький язычок девушка и быстро спрятала его, облизнув пухлые губы.
Петруха смутился, даже потемнел лицом и приметно увял.
– Но так я не понял, Люся, ты племянница или кто? – настаивал майор.
– Георгий, но вы тоже можете быть приставучим, как Петя. Ну какая я племянница Рината Галиакбаровича? Просто он хороший человек, а я с детства привыкла всех хороших людей звать по-родственному – дядя или тетя. Вот и все.
– Привыкла, значит? – не унимался слегка задетый ее сравнением с Петрухой Иванисов.
В этот момент в учебный класс стремительно вошел главный конструктор «Громобоя». С лица Людмилы сошла привычная улыбка, и офицеры невольно подтянулись, хотя весь облик Вагипова выдавал в нем сугубо штатского человека.
– Все вы действовали правильно, у всех без исключения реальные успехи, – сходу успокоил конструктор экипаж и корректировщицу.
– А как же наша печальная кончина? Полагаю, это я допустил какую-то ошибку? – осторожно поинтересовался Иванисов.
– А вы как думаете?
– А что остается думать? Хотя, честно-откровенно, я за собой огрехов не помню.