– Очень прошу, помогите! Только вы способны мне помочь! Я отдам
все, что у меня есть. Я сделаю все, что вы прикажете, –
эмоционально просит она, а по лицу ее градом текут слезы.
Я, в свою очередь, понимаю, что еще немного, и мой мозг
отключится. Пытаюсь не навредить ей, и заодно вырвать свою ногу из
ее рук, но она не замечает моих попыток, и продолжает тихо
говорить, крепко уцепившись в меня.
– Он просто ребенок… и у них уже нечего есть… Прошу вас, они там
долго не продержатся!
– Объясни, что происходит! – уже не выдержал Комбат.
– Да, объяснись, – вторит ему группа поддержки.
А я сам не понимаю, что происходит, и кто эта женщина.
– Я не знаю, кто она, и в первый раз ее вижу.
– Пипец… – начинает истерично смеяться Федя. – Там, где
появляется Варг, начинается хаос.
– Да причем здесь Жанна? – морщится Комбат, и грозно смотрит на
меня. – Я спрашиваю, что за тревогу ты поднял?
– А?! – доходит до меня. – Помогите мне вырваться из ее цепких
рук, и я все расскажу подробно.
– Жанна, прекрати! – требует Комбат.
– Нет! Вы не хотите мне помочь, а он поможет! – вот так
заявка.
Если бы еще понять, что она хочет от меня. Я уже был даже готов
откупиться, лишь бы она отстала от меня. Она что-то бормочет про
какого-то ребенка и еду.
– Держи! И отпусти, наконец-то, мою ногу, – протягиваю ей гору
серых коробок из инвентаря.
Она поднимает голову на меня, и с непонимающим видом смотрит на
коробки с едой.
Да что опять с этой бабой?! Что теперь не так?
– Еда нужна не мне, а моему сыну. Он сейчас с отцом и другими
выжившими, не может добраться сюда. У них совсем не осталось еды.
Они умирают... хнык... – ее всхлипы и умоляющие глаза не давали мне
возможности оттолкнуть ее силой.
– Комбат?! – перевожу взгляд на того, кто может мне объяснить,
что за дурдом здесь происходит.
– Семья Жанны сейчас находится в получасе ходьбы, но до них еще
очередь не дошла. Там просто есть один опасный участок, который
бойцы без потерь не возьмут. Мы о них узнали на днях, и планируем
только через несколько дней выдвинуться туда. Два раза пытались
прорваться, но путь нам преграждали арахниды, так что пришлось
отступить, – быстро рассказывает Комбат, нервно потирая виски.
Теперь я начинаю понимать, что происходит. Мать переживает за
свое дитя, поэтому пытается сделать все, что только в ее силах.
Жаль мне ее? Не знаю. Наверное, нет. Однако, я ее хорошо понимаю.
Мне тоже в жизни часто отказывали в помощи. Она мне напомнила одну
женщину, которой я был должен. Когда мне было лет десять, я тяжело
заболел и попал в больницу. Лечение оказалось недешевым, бабуля
выгребла все деньги, которых, конечно же, не хватило. Тогда она
пошла по знакомым и, практически, везде получала отказ. А там, где
давали, это была смехотворная сумма. Помню тот день… Я, кажется,
подыхал, так плохо мне было, даже говорить не было сил. Она умоляла
лечащего врача сделать хоть что-нибудь. А тот, в свою очередь,
слишком часто видел такое, и уже привык не обращать внимания на
просьбы родных. Я его понимаю, в некотором роде. Всем не поможешь.
Тогда я увидел слезы своей бабули, которая рыдала, стоя надо мной.
Вдруг к ней подошла незнакомая нам женщина, у которой тоже здесь
лежал больной сын. Она протянула ей три купюры, которых хватило,
чтобы вытянуть меня. Бабуля у меня была гордая, но тогда она забыла
о своей гордости, и приняла деньги. Вернуть ей эти деньги мы не
могли, о чем она и сказала женщине, на что она ответила – «Не
должны дети умирать». А когда бабуля спросила ее, почему она дает
деньги совершенно чужому ей человеку? Женщина ответила –
«Потому-что могу».