- Венгловский Константин Алексеевич – начав дурачиться я щелкнул
кроссовками, подражая киношным героям и резко склонив голову,
приветствуя красноармейцев, потом немного расслабившись спросил –
ребята, хоть как фильм называется? Дайте пожалуйста
кто-нибудьсотку, надо срочно позвонить маме?
- Ага, понятно, значит беляк, офицер – подхватил один из
красноармейцев, игнорируя мой второй вопрос или просто не понял
моей реплики.
- Петро, какой же он охфицер? – спросил его красноармеец в
папахе – не видишь, он в цивильном, а все охфицеры ходят в
мундире.
- Ну и что – возразил другой – сейчас они все драпают к япошкам,
може переоделся. Ты, Петро лучше посмотри на его руки, не
крестьянские это руки. Ишь ни одной мозоли, а белые как у
барышень-курсисток. Видывал я их, мой дом был недалеко от гимназии,
кажется салон благородных девиц назывался. Да еще головой вон
брыкается, словно козел, это их, офицерские замашки.
- Парень ты кто поручик или кадет? – спросил меня красноармеец в
расхристанной гимнастерке.
- Так, Пронкин почему колонна стоит, в чем дело? – спросил,
подходя к нам мужчина лет тридцати пяти, в красноармейской кожаной
тужурке и кепке с красной звездой на кокарде.
- Да, вот товарищ командир, навроде беляка поймали – ответил
тот, кого назвали Пронкиным – сам из тайги вышел.
- Командир красного отряда, Калюжный – представился тот и
строго спросил – кто таков? Откуда и куда идешь?
- Дык я и говорю Венгловский моя фамилия, а зовут Константином –
перешел я на деревенский жаргон, не знаю почему и шутить у меня
что-то совсем пропало желание – из Москвы я, живу там – уже совсем
тихо ответил этому командиру с колючим взглядом.
Спрашивать о кино у меня тоже желание пропало, от слова совсем.
Слишком уж натурально все мне показалось, это сквозило в каждом их
взгляде и жесте, а кинув взгляд навторую и третью телегу, слова у
меня сами застряли в глотке. На второй телеге, связанные и
избитые лежали мужчины в порванных, окровавленных кителях и все с
сорванными погонами. А на третьей телеге сидели две женщины со
связанными спереди руками. По тому, что они были похожи друг на
друга, разница была только в их возрасте, наверно это были
мама с дочкой.
Мама была еще совсем не старой, лет наверное тридцати пяти
или чуть больше, очень красивая женщина. В ней чувствовалась
дворянская порода и чисто тонкие аристократические черты лица,
точно такие же черты лица были и у юной девушки, лет
четырнадцати-пятнадцати. Она была копией своей красавицы мамы. Щеки
женщины наливались багровым румянцем и на левой половине начал
прорисовываться будущий синяк. Ее же дочь с испугом косилась на
рядом сидящих с ними красноармейцев, которые сальными
взглядами посматривали на женщин.