Αтэ снова сглотнул, подбирая слова.
— Лени, — сказал он мягко, нарочно используя имя, которое не произносил со времён войны, — знаешь, чего я хочу?
Кален опустил пальцы ниже, пересекая стальной ошейник, и слегка коснулся ключицы узницы. Ту крупно трясло. Атэ не сомневался, она стала бы частью стены, если бы могла.
— Лени, — повторил Атэ почти нежно, вновь обращая на себя внимание.
Кален с трудом оторвал взгляд от магессы и повернулся к Атэ. Теперь он коснулся кончиками пальцев виска гостя. Прикосновение было едва уловимым. В нём сквозила нежность отца, встретившего сына после долгой разлуки. Атэ понимал это как никто. Но он не забыл, как эти же нежные пальцы касались изорванной кожи пленницы. Кален что-то говорил. Заставив себя сконцентрироваться, Атэ осознал, что уже некоторое время крупно дрожит. Он не стал преодолевать эту невольную реакцию — он видел, что если Кален и заметил что-то, то явно понял по-своему.
— … да, тебе я верю, — Αтэ наконец разобрал слова.
— Ты оставишь меня с ней? — спросил Атэ внезапно осипшим голосом.
Лицо Калена осветила мимолётная печальная улыбка.
— Всё так же застенчив, — сказал он и потрепал коротко остриженные кудри Атэ, а после взял в ладони его кисть и вложил в дрожащие пальцы связку ключей.
— Разберёшься, — прошептал он, склонившись к самому уху гостя и тут же отодвинувшись от него.
Затем быстро отстранился и прошёл к двери. Однако уже у самого выхода остановился, закрепил факел на стене и, помедлив секунду, бросил через плечо:
— Только не убивай её. Я к ней, — Кален усмехнулся, — привязался.
Дверь за спиной Калена глухо стукнула, заставив Αтэ вздрогнуть. Чтобы успокоиться, он для начала прикрыл глаза и прислушался к темноте. Собственное сердце стучало глухо, как обтянутые войлоком копыта коня в рейде. Сердце пленницы рядом и вовсе билось едва слышно.
Стены. «Толщиной не меньше метра», — отметил Атэ. Он инстинктивно погрузил руку в противоположный рукав и коснулся маленького конвертика, пришитого к рубашке изнутри. Глубоко вдохнул, заставляя себя расцепить пальцы. «Рано», — сказал он сам себе, понимая, что использовать иту сейчас — значит выдать себя и перед Каленом, и перед пленницей. Атэ открыл глаза и ещё раз посмотрел на темную магессу. Та сидела, изо всех сил вытянув шею, будто вслушивалась в движения своего гостя.