Но довольно быстро стало понятно, что она выбирает ракурсы и позы, в которых может продемонстрировать свои успехи в зале и природные достоинства. Стоило мне перевернуть ее как-то иначе, чем на четвереньках передо мной, демонстрируя и задницу, и изгиб и соблазнительное колыхание груди, как она тут же скучнела и старалась вернуться обратно.
Все мои действия сопровождались очень страстными стонами — причем неважно было, что я там делал, трахал ли ее, жестко нанизывая на себя, и не заботясь о большем, вставлял ли между чересчур пухлых губ член или долго и нежно ласкал пальцами.
В итоге просто опрокинул ее на спину, развел ноги, прижал всем телом к кровати и дальше изучал пальцами каждый сантиметр кожи, добиваясь хотя бы изменения тональности стонов. Прикусывал и облизывал самые чувствительные местечки на шее, под грудью, на внутренней стороне бедра, на запястьях. Вжимал пальцы внутрь вагины, обводил большим клитор. Шлепал, гладил, трахал: грубо и быстро, медленно и нежно, меняя и чередуя.
Когда я в «Декамероне» читал про «сладостные сражения», я и не подозревал, что речь идет о таких вот боях. Наплевать уже на собственный оргазм, один черт переходил со стояком и теперь кончить сложнее, чем продолжать. Теперь дело чести — чтобы она расслабилась и получила удовольствие, а не просто дала об себя подрочить, милостиво изобразив, что ей тоже как-то где-то понравилось.
И в этих сражениях Алла была не на моей стороне. Кажется, она не собиралась сдаваться, пока я не кончу. Предлагала раз за разом какие-то сложные и причудливые практики, которые я разве что пару раз в порнухе видел и был уверен, что в реальности никому от них удовольствия не будет, только картинка красивая. Так, в общем, и оказалось.
Но я победил. Спустя несколько часов она наконец орала и извивалась, разметавшись по постели — совершенно неэстетично взмокшая от пота, покрывшаяся красными пятнами, со спутанными волосами. Но в этот момент она была до безумия прекрасна. А я вымотан так, будто не развлекался, а работал.
Добытый метод ее возбуждения и оргазмов хотелось записать в толстую инкунабулу с листами из телячьей кожи и бронзовыми замками, запереть в глубоком подвале и никому не показывать. Пусть сами добиваются.
Она так и заснула — свернувшись клубочком под одеялом и напрочь уже забыв, что я так и не кончил. Ну и хрен бы с ним, у меня руки еще не отсохли.