– Мафия? – улыбнулся Стыць.
– Нет, – жестко сказал Цернциц. – Теневой бизнес. С мафией я не вожусь. И забудь это слово.
– И это... Девушки?
– Пусть приходят победительницы всех наших конкурсов. Не участницы, – Цернциц поднял указательный палец, – а именно победительницы.
– Но их тоже наберется добрая сотня...
– Тем лучше.
– Форма одежды парадная?
– Я бы им предложил вообще прийти без одежды, но, боюсь, не все поймут. И еще, – Цернциц помолчал. – Подумай об укромных уголках... Поменьше света, побольше мягкой мебели... Если у кого-нибудь с кем-нибудь завяжется... Не препятствуй. Это придаст некоторую пикантность нашему сборищу, а?
– Да город взвоет от зависти!
– Пусть воет! Кстати, о твоих ребятах... Укромные уголки не для них. Предупреди, это строго. Твои сегодня должны быть бесполыми. Как евнухи, понял?
– Так точно!
– Боюсь, одних победительниц будет маловато, а? – Цернциц вопросительно посмотрел на Стыця. – Добавь по своему усмотрению... Всех, кто здесь побывал, – Цернциц кивнул под стол, – пусть приходят... Надо как-то поощрить девочек.
– Но это тоже полсотни.
– Пусть, – повторил Цернциц. – Так... В ресторан команда спущена, напитки завезены, закуски в наличии... Когда собирается высший свет... Гости наверняка пожелают сунуть за пазуху или в сумочку бутылку шампанского, хрустальный фужер, пепельницу, ложки, вилки, рюмки, стопки... Некоторые котлетами пакеты набивают... Не препятствуй.
– Да они же все разнесут! – гневно воскликнул Стыць, бережливой натуре которого было невыносимо даже думать о том, как гости будут растаскивать добро. И кто – банкиры, миллионеры, владельцы вилл на Кипре и в Испании...
– Пусть, – смиренно повторил Цернциц. – Дольше будут помнить этот вечер, его хозяина... И потом, знаешь... Каждая унесенная вещица порождает в душе воришки чувство вины.
– Вина будет, когда за руку схватишь! – стоял на своем Стыць. – Когда при людях из кармана вынешь и на стол бросишь! Когда под зад коленом! Когда по морде мухобойкой!
– Ничего, – Цернцицу, видимо, понравились слова Стыця и его злоба против мелких воришек, поэтому голос его оставался таким же негромким и смиренным. – Авось... И потом... Это ведь все куплено на их деньги, если уж называть вещи своими именами, хе!
– На чьи бы деньги ни куплено, а у вещи хозяин есть! – Стыць твердо стоял на своем.