– Куда едем? – продолжал Пафнутьев. – Пожар? Наводнение? Землетрясение?
– Убийство.
– Да-а-а? – по-дурацки удивился Пафнутьев. – Кого же на этот раз?
– Объячев. Константин Александрович Объячев.
– Тот крутой, что ли?
– Он самый.
– Не может быть, – разочарованно произнес Пафнутьев, глядя в окно.
– Чего не может быть? – развернулся Шаланда, чтобы пронзить Пафнутьева гневным своим взглядом, но, не увидев ничего в темноте, снова обернулся к лобовому стеклу. – Чего не может? – повторил он уже спокойнее.
– Такого человека убить нельзя.
– Почему?
– Потому что он сам убьет кого угодно.
– И на старуху бывает проруха.
– На старуху – бывает, – рассудительно проговорил Пафнутьев. – Со старухами вообще случается черт знает что. Недавно на кладбище одну изнасиловали. Восемьдесят шесть лет. Такая вот проруха... Ум меркнет.
– Я знаю, отчего меркнет твой ум, Паша, – сказал Шаланда со скрытой усмешечкой, с той самой усмешечкой, которую Пафнутьев ненавидел больше всего в жизни, которая вводила его в бешенство за доли секунды.
– Отчего же он меркнет?
– Ладно-ладно, – миролюбиво проговорил Шаланда, мгновенно почувствовав по пафнутьевскому голосу, что над его головой начали сгущаться тучи.
– Смотри... А то я готов поговорить и на эту тему.
– Замнем, Паша. Виноват. Прости великодушно.
– Так что с Объячевым? – сжалился Пафнутьев.
– Дыра в голове.
– Большая?
– Смотря с какой стороны. Входное отверстие поменьше, выходное – побольше. Как обычно и бывает в таких случаях. Но самое интересное – в своей кроватке помер мужик.
– Это как? – не понял Пафнутьев.
– Заснул и не проснулся.
– Почему?
– Во время сна в голове дыра образовалась, – усмехнулся Шаланда. – Так бывает.
– Сонного, что ли, застрелили?
– Вот и до тебя, Паша, дошло.
Пафнутьев не ответил.
Подобные выпады его не задевали.
Он обижался, когда намекали на то, что не совсем трезв, что многовато выпил, хотя и меньше, чем вчера. Задевало, когда знал – удар точный, сознательный и обдуманный. Злой удар. Болезненный. Собственно, даже не так – его бесило не само оскорбление, а желание оскорбить. Слова, какими бы едкими они ни были, его не трогали.
– Объячеву ясновидящая нагадала недавно, – проговорил Андрей. – Он иногда к ясновидящей наведывался.
– И что? – заинтересовался Пафнутьев.
– Вот она и успокоила Объячева... Дескать, нечего тебе, любезный, волноваться, переживать и чего-то там опасаться. В своей кроватке помрешь. Он понял это так, что суждено ему дожить до глубокой старости.