– Нет, почему же, – поднявшись, Пафнутьев подошел к кровати – все оказалось так, как рассказал Худолей. – Это может оказаться забавным.
– Да?! – восхитился Худолей собственной проницательностью. – Паша! Я правильно тебя понял? Ты хочешь сказать, что время я здесь провел не зря?
– С пользой провел.
– И мне воздастся?!
– А разве бывали в нашей с тобой жизни случаи, когда...
– Паша! Да я сейчас такое здесь увижу! – Худолей вскочил и начал судорожно осматриваться по сторонам в поисках потрясающего следа, доказательства, улики. – Ты просто за голову схватишься и тут же скажешь Шаланде, которого я очень уважаю, тут же скажешь ему, кого надо задержать!
– А вот этого уже не надо, – усмехнулся Пафнутьев и только сейчас, повернувшись к двери, увидел, что все это время, прислонившись к косяку, молча, насупленно глядя на происходящее, стоял телохранитель Объячева. Естественно, он все слышал, естественно, делал какие-то свои телохранительские выводы. – Вы еще здесь? – растерянно спросил Пафнутьев.
– А где же мне быть? Я при вас. Вдруг возникнет какое поручение, просьба, – Вохмянин усмехнулся, осознав промашку следователя – не должен он был все слышать, видеть, не должен.
– Хорошо... – Пафнутьев помолчал. – Так сколько, вы говорите, человек живет в доме?
– Не считал, но можно прикинуть... – Вохмянин приготовился загибать пальцы, начиная с мизинца. – Сам хозяин... Его считать?
– Уже не надо.
– Начнем с меня... Я, секретарша, два строителя, подзадержавшийся гость, этот, как его... Вьюев. Уже пятеро, да?
– Пятеро, – кивнул Пафнутьев. – Кто еще?
– Домработница... Она, правда, бывает не всегда.
– Но вчера была?
– Кажется, была.
– И в момент смерти тоже оставалась дома?
– Вполне возможно, надо уточнить.
– В таком случае вопрос – что это за домработница, которая остается на ночь?
– Она остается не только на ночь. Она остается дней на пять, только на выходные уезжает, и то не всегда, – усмехнулся Вохмянин. – Утром завтрак приготовит, вечером – ужин, посуду уберет, постель застелит...
– И в постели может задержаться?
Вохмянин уставился себе под ноги и погрузился в долгое, глубокое размышление. Казалось, такая мысль ему раньше в голову не приходила, и, только услышав вопрос, он задумался: а, в самом деле, может быть, она того, действительно озорничает по ночам?