А вот такое противоречивое чувство мне как раз знакомо. В
последнее время оно меня и мучает… или же не совсем мучает…
Я не стала спрашивать, что это за незаконченное дело, лишь
устроилась поудобнее и закрыла глаза. Убаюканная тихим журчанием
мотора, я заснула. Сама не понимаю, как я могла безмятежно спать
рядом с вампиром?
Небольшой уютный домик посреди нетронутого человеком леса.
Струится через окно мед зимнего солнца, пестрит рукоделие в моих
ладонях, и мерные движения иглы успокаивают...
Я отрываю взгляд от рукоделия и смотрю на огромного черного
пса. Красивый, гибкий, как на картине в моем кабинете, он медленно
входит в комнату, и свет мягким блеском отливает на его пушистой
шкуре… Он кладет голову мне на колени, заглядывает преданно в
глаза. Дрожат руки… летит на пол рукоделие, и я обнимаю пушистую
голову пса и плачу, плачу… горько, безумно.
— Он опять не пришел, правда? Опять?
Кто-то потряс меня за плечо, и сон улетучился, скользнул песком
сквозь пальцы. Оставил на коже мешающие песчинки, но сам истаял,
оставив лишь едва ощутимое беспокойство.
— Пора вставать, спящая красавица, — нежно прошептал Анри. — Мы
приехали.
«Приехали» — это правильное слово. Только значение у него
несколько другое. Губы Анри вновь мимолетно коснулись моих,
прогоняя остатки сна и вялости. Раньше, чем я сама поняла, что
делаю, я отвесила вампиру пощечину.
— Больше так не делай! — прошипела я.
Анри лишь пожал плечами, выпрямляясь:
— Да, да, знаю… сволочь я, сволочь. Вылезай из кареты. Если не
успеешь до того, как она превратится в тыкву, я не виноват.
Проснулась я на огромной кровати, под золотистым, прозрачным
балдахином. Солнечный свет проникал через огромные, во всю стену,
окна и кутал уютную спальню в янтарную дымку. Потянувшись от души
на мягких простынях, я вдохнула аромат свежей выпечки и кофе. Села
на кровати, откинув одеяло и только сейчас заметила, что кто-то
переодел меня в тонкую ночную рубашку. Вопрос только кто? Надеюсь,
не Анри, но надежды было мало.
При одной мысли о вчерашнем вечере вообще и Анри в частности
сказка вдруг закончилась.
Шею жгло болью. Слетев с кровати, я подлетела к зеркалу и
уставилась на собственное отражение, вернее, на ту самую
пресловутую «метку».
— Розочка… — констатировала я.
А розочка была ничего так себе. Темно-красная, прямо над
артерией, она запечатывала сосуд с кровью, которым, к несчастью,
была я.