Ко второму уроку Максим немного пришел в себя, и к тому же в расписании значились столярное мастерство и рукоделие. А значит, класс разделился на две половины – девчонки скрылись за таинственной дверью, в самом загадочном кабинете школы. Тот и находился-то в углу, совсем далеко от выхода. А ребят погнали во двор, где издавна в сарае, в окружении некачественной мебели, изготовленной учениками, и проходили такие уроки.
– Что-то ты какой-то квелый сегодня, – заметил к середине занятия Макарий Ферапонтов по прозвищу Риска. – В прошлом году у тебя с металлом куда лучше получалось. Не любишь ты дерево, похоже. Или оно тебя не любит…
– Да где ж его любить-то? – заметил Пров. – У нас тут и деревьев-то нет. Вот если на юге…
– А я знаю, в чем дело! – загундосил Лупа, ухмыляясь. – Он в Евку влюбился.
– Ничего не влюбился! – вскинулся Максим. Но ребята только засмеялись, а некоторые даже похлопали его по плечам.
– Она девка ничего, хоть и авачка. Симпатичная.
– Рано тебе еще о семье думать, – нахмурился Макарий. – Вот закончишь школу, поступишь на работу, а там уже можно. – Учителю было уже далеко за двадцать, и он, по слухам, имел троих живых детей и еще двух погибших. – Если о девчонках мечтать, и до беды недалеко – инструмент штука хитрая, палец фуганком оттяпаешь, и вся недолга. А ты парень способный, только ленишься…
– Дурак он, – скривился Лупа, но его никто не поддержал.
Да, учеба в пятом классе у Максима не заладилась с самого начала. То ли предметы стали слишком сложные, то ли Еванфия и в самом деле была тому виной, только мало что у него получалось. В первые четыре года было почему-то не так тяжело. А сейчас редко когда удавалось удачно ответить, да и то случайно, почти наугад попадал. Особенно Максима дроби раздражали, всякие три пятых да семь шестых – и так-то язык сломаешь, пока скажешь, а их ведь еще и складывать заставляли. А то и вычитать, словно других чисел нет, попроще. Единственное, что ему давалось без всякого напряжения – дольменский язык: тот словно сам впитывался в мозг вместе со всеми временами, падежами и фонемами, не считая склонений и спряжений. “Юнаам-па-тепи-ни…” – читал он без запинки. – Поод-инда-у-и-ни” – “Переводи!” – “Не оттуда ли?… В смысле, не с огорода ли то, что… Это, короче. Оно принадлежит свинье”. – “Все слышали? Разберем подробнее…”