– Это неправильно, – сказал Максим. Рука Дуклиды окаменела и перебралась ему на плечо.
– Что именно?
– Почему во всем виновата матушка Смерть? Как она может следить за каждым и решать, кому разрешить умереть, а кто еще должен пожить? Не понимаю, почему должен был погибнуть Ефрем, а не я? Осколок снаряда мог попасть в меня!
– Какой ты еще все-таки мальчишка, – вздохнула сестра. – Что ты пытаешься объяснить? Как ты, человек, можешь понять поступки Смерти?
– И все-таки я пойму их, – отрезал Максим. – Если Она позволит мне это!
Он поднял голову к потолку, будто невидимые божества, их желания и прихоти, наполняющие мир своим присутствием, корежащие его по своему непостижимому разумению, могут иметь какое-то точное или хотя бы приближенное месторасположение.
-7
“Мир изменчив, он никогда не походит сам на себя, если глядеть на него с высоты Солнца. А этот сын самой Тьмы видел многое, как и дочь его – Луна. Глядя на мир с разных боков, они могут сравнивать впечатления, делясь ими в редкие по людским меркам моменты слияния. Что для них человек? Они не замечают его, даже когда ночь взрывается огнями фейерверков – ведь остались еще в недрах полумертвого космического тела, давно растратившего свой жар, редкие капли огня, словно в попытке напомнить о себе рвущиеся в небо. Пройдет еще немного времени, и застынет магма, иссякнет интерес Солнца, уже сейчас равнодушного к игрушке своей дочери. Слишком коротка и недолговечна оказалась их любовь, и льды наползают на мир, словно сытые моржи на каменистый берег моря. Там, где еще на памяти наших предков снег приходил на три-четыре месяца в год, он теперь лежит по восемь-девять, а там, где от зноя плавились камни, ныне лишь размываемые дождями пески напоминают об этом”.
Максим отодвинул древний том. Он уже давно понял, что его родина в действительности – очень суровое и малопригодное для жизни место, а теперь автор трактата подвел под его мнение научную основу. Перейдя к последним страницам книги, Максим наткнулся на графики температуры, наблюдавшейся в разных местностях на протяжении последней сотни лет. “Стоило ли так витиевато рассуждать о простых и разумно толкуемых в терминах науки явлениях? – подумал он об авторе, некоем Модесте Капитонове. – Как будто не ученый труд листаешь, а поэму о природе”. Он подкрутил фитиль лампы, отодвинув границу светлого круга, в котором находился, и вновь принялся читать, открыв начало раздела “Подземная активность и светила”: