Какое же я брехло. Ну, бывает.
— Неестественно звучит, — немного подумав, довольно
чётко ответила девушка, повернув на меня голову. — Вы врать,
мой Бог.
Хмыкнул. Поражаюсь тому, как быстро она учится говорить.
— Но тебе ведь легче, Норочка.
Девушка улыбнулась.
— Мне приятна забота, — теперь уже начала кланяться она
передо мной. — Спасибо помощь найти. Какова моя задача
потом?
— Займешься организацией ужасов на этаже, — сразу загрузил я её.
— Проработаешь план того, как его оформить. В конце концов,
изначально я не ожидал, что на нём будут жить ужасы из другой
культуры.
Даже звучит странно, но ладно. Понятно, что слишком масштабных
изменений не будет, и хрущёвка останется хрущёвкой — напоминанием о
том, что бежать некуда, что надежда мертва и так далее-так далее.
Опять нужен Лавкрафт. Просто хочется принести ложку мёда в охренеть
какую гигантскую бочку дегтя, где теперь существовать ужасам.
Витенька заботливый владелец хрущёвки, в конце концов. Даже
гордость за себя берёт. Сколько думаю о своём вознесении на небеса,
а оно всё никак не происходит, эх, какой ужас.
Уже когда мы думали уходить, на выходе появилась фигура.
— Ну класс, — поджал губы я. — Почти скример.
У выхода из разрушенного храма стояла сгорбленная старая фигура
женщины в белой одежде с длинными рукавами, елозившими по земле,
однако, по какой-то совершенно непонятной и очень загадочной
причине, остававшимися чистыми. Будь бы это фильм, то можно было бы
смело сказать, что реализм послали далеко и надолго.
Понимаю, что магия, всё такое, но подобное дизайнерское решение
вызывает у меня лишь желание удариться головой об стену.
На женщине был белый капюшон, частично закрывающий её лицо.
Видимо, она тоже из «того самого» клуба, где носят одежду не по
сезону. Плюс пять социальных кредитов, что сказать.
Бабулька начала что-то говорить, сняв капюшон, позволяя её
разглядеть: в общем-то, обычная седая морщинистая бабулька за
восемь… девя… за сто двадцать пять. На её лице было столько морщин,
что её лицо можно было без преувеличения назвать одной большой
морщиной. Старуха неожиданно громко рассмеялась, явно не собираясь
останавливаться на своей речи, продолжив что-то говорить, а иногда
выкрикивать на незнакомом для меня языке.
— Чё она говорит? — спросил тихо у Норочки, с обезумевшим от
ярости лицом смотрящую (ну, я так думаю) на старуху.