На этот раз я сумел накрутить его на ствол, но недостаточно
глубоко.
- Зарраза… - кряхтя и пыхтя, я принялся снимать непокорную
деталь, чтобы еще разок проехаться по ней сверлом.
Или взять другой? Вдруг с ним пойдет лучше?
Глушителей у меня был с десяток, один другого «лучше» -
ржавые, перекошенные так, словно по ним лупили молотком, с
трещинами и разломами, то есть совсем никуда не годные. Даже
глядеть на них не хотелось,поэтомустанок
мой вновь зажужжал, по оружейке поплыл запахразогретогометалла, на базу станка
полетеласеребристаястружка.
И тут я решил позвонить жене.
После возвращения на линкор я пару раз пытался, но всякий
раз система связи, встроенная мне в голову, отказывалась работать —
я просто не ощущал, что она существует. Тиззгха в нашей когорте не
появлялись, так чтовысказатьпретензии
мне было некому.
Я напрягся, представил, что на переносице у меня вырастает
древесная почка, распускается.
- Ой, - только и сказал я, когда понял, что получается.
В дверь оружейки заглянул Везиг, начал что-то говорить, но я его
не услышал — меня уже окутал пузырь тишины, отрезал от прочего
мира. Поэтому я замахал на него, а когда понял, что боец-вилидаро
ни черта не понимает, рявкнул:
- Отвали!
- Это ты мне? - спросила Юля. -Прекрасноеначало. Сразу видно, что
соскучился.
От одного ее мягкого, звучного голоса у меня стало тепло на
душе, и не только на душе. Понятно, что в оружейке не холодно, но
тут я мигом вспотел, как в одну из тех ночей, которые мы с ней
провели вместе.
Вспомнил разом все…бархатее
кожи, напрягшийся сосок между губ… скользящие по моей спине ладони…
жар ее собственного тела, такого гибкого и сильного, и в то же
время хрупкого… Эх, если бы я мог ее обнять прямо сейчас, прижать к
себе, погладить по волосам, заглянуть в глаза!
- Да не тебе, - буркнул я. - Ходят тут всякие, разговаривать
мешают. Дело такое.
Везиг тупо пялился на меня, открыв рот, и
япродемонстрировалему кулак, показал на
дверь — исчезни!
- Променял меня на этих всяких — терпи! Эх, ты, - в голосе Юли
звякнул металл.
Расстались мы не очень хорошо, и понятно, отчего — она не
хотела, чтобы я уходил, снова рисковал жизнью, ведь
непосредственной опасности для жизни Сашки нет, ей куда лучше, чем
даже после первой операции. Но я решил, что проблему нужно решить
раз и навсегда, и понадеялся, что