Зрелище, открывшееся моим глазам, впечатлило. Мало того, что настил
сколотили из светлого, почти белого, дерева и украсили фигурной
резьбой, так еще и рядом с ним стояло сооружение вроде невысокой
вышки, с расположенным на ней огромным креслом, неким подобием
трона. От вышки до земли шли широкие ступени, на которых
разместилось несколько человек, а в самом кресле сидел огромный
лысый мужчина, просто-таки утопающий в складках жира. От толстой
шеи и до носков сапог он был укутан теплыми цветными покрывалами,
нисколько не скрадывающими, однако, необъятную фигуру. Лицо его
было бесстрастным, а в правой руке он держал золотой кубок,
инкрустированный драгоценными камнями, к которому время от времени
лениво прикладывался.
Соединенных одной цепью семерых мужчин уже продали и сейчас в
центре помоста стояла девушка. Смуглая, стройная и совершенно
обнаженная, невзирая на начинающий уже крепчать мороз. Грязная
шкура какого-то зверя, согревавшая ее до последнего момента, теперь
лежала на светлых досках настила, и рабыня дрожала как осиновый
лист. Впрочем, это мало волновало собравшихся.
- Представляю вашему вниманию красавицу с Аттельских островов! –
запел между тем стоящий рядом с девушкой мужик, бородатый,
загорелый и, в отличие от нее, одетый в теплый полушубок. – Взята в
плен на личном корабле совершенно недавно. Отдам за пятьдесят
золотых.
- Да какое недавно?! – раздался из толпы чей-то крик. – Девка же
тощая как курица! Видно, что есть ей долгое время не давали почти!
Ты что, голодом ее морил?!
- Хорошо кормили ее! – отчего-то мигом стушевался, но не сдавался
бородач. – Такую и схватили! Из благородных госпожа, а они всегда
тощие!
- Да что ты врешь? – зазвучал уже другой голос. – У нее же ребра
видны! Скелет, кожей обтянутый!
- Да не ела она почти ничего сама, - пошел на попятную под таким
напором торговец. – Вот что ни давали – не хочет. Все носом
крутит.
- Не бил? – вдруг спросил толстяк с вышки.
Задал вопрос он негромко, едва перекрыв шум собравшейся под ним
толпы, но вокруг помоста мигом воцарилась тишина.
- Да как можно товар-то портить, господин Литка? – возмущенно
отозвался бородатый. – Пальцем к ней не притронулись, Тысячеокий
мне в свидетели! Сама она это. Не ест, ничего делать не хочет,
целыми днями лежит только.