Волков моргнул.
Мимо проехал непривычно тихий автомобиль, обдал их снеговой крошкой, и Волков за шиворот втянул гнома на тротуар.
Тот переступил ногами в крепеньких красных сапожках и покосился на Волкова неодобрительно.
– Так, – сказал Волков, сердясь все сильнее. – Какие, к чертовой матери, сорок восемь рублей пятнадцать копеек?
Гном сосредоточенно пошевелил губами, словно повторяя про себя заранее выученный урок.
– Не-ет, – наконец сказал он. – Мне нужно сорок шесть рублей семнадцать копеек! У вас есть столько?
Он был очень чистенький, ухоженный, совсем не уличный, как определил для себя Волков. Шапка с помпоном старательно надвинута на уши, и шарф повязан как следует, и красные сапожки на липучках тоже довольно чистые, хотя и не новые, с растрескавшимися носами.
Пожав плечами, очень сердитый Волков полез в бумажник – моментально вспомнился оторванный пиджачный карман – и достал полтинник.
– На.
Гном стянул варежку и взял бумажку.
– А это сколько рублей?
Этого Волков совсем не смог вынести.
– Пятьдесят! – рявкнул он. – Ты что, не видишь?!
– Волков, на кого ты орешь?
Он оглянулся. Через сугроб, задрав шубу, к нему лезла Юля. Та, прежняя Юля, его жена, а вовсе не туманность Андромеды.
– На меня, это потому что я у него денежек попросил. Никто не любит денежки давать, – пояснил гном обстоятельно.
И тут он вздохнул.
Юля пробралась к ним, поскользнулась, чуть не упала. Волков ее поддержал. Локоть под шубой был твердый и чужой, как железный прут из ограды.
– Ты кто такой? – спросила Юля у гнома.
– Я Павлик, – представился тот, аккуратно засунул купюру в карман курточки и натянул варежку. – Мне нужно сорок шесть рублей семнадцать копеек. Он дал! – И показал на Волкова.
– А почему тебе нужно именно сорок шесть рублей семнадцать копеек?
Мальчишка удивился.
– Потому что батон стоит восемнадцать рублей, а молоко двадцать восемь семнадцать, это все знают! А мне нужен батон и молоко.
Юля посмотрела на Волкова, а он на нее.
– Ты что, на улице живешь? – тихо спросила Юля. – Родителей нету?
– Я дома живу, – сообщил мальчишка, – почему на улице?
Про родителей он ничего не сказал, но Юля не отставала.
– А родители твои где? Ты почему один ходишь? Ты же маленький еще! Мало ли что может случиться!
– Ничего со мной не случится.
– Тебе сколько лет, Павлик?
– Шесть, – гордо сказал мальчишка. – Бабушка говорит, что я для своего возраста очень самостоятельный.