В моем случае одни врачи буквально вытащили меня с того света, зато другие «по экономическим соображениям» довели до критического состояния. И неизвестно, сумели бы они сами справиться с тем, что натворили.
Поймать их за руку в правовом вакууме вокруг нашей медицины неимоверно трудно. Это случается, в основном, либо при летальном исходе, либо при нанесении явного увечья.
Но, может быть, удастся достучаться до кого-то из медиков, и он станет гуманнее относиться к больным. В свою очередь, возможно, какой-нибудь пациент перестанет смотреть в рот врачу, когда тот будет обращаться с ним как с подопытным кроликом.
Уважаемый мною врач, прочитав рукопись, прокомментировал ее так: «Кому-то надо было сказать об этом во всеуслышание. И хорошо, что это не пересказ с чужих слов, не домыслы, а реально пережитое конкретным человеком».
На этот раз, к счастью для меня, чудо исцеления свершилось. В этом единодушны все специалисты, читавшие мою выписку из истории болезни. А их, поверьте, было немало, когда я оформлял документы на инвалидность.
Да, полностью преодолеть последствия страшной болезни не удалось. По решению медико-социальной экспертизы мне была присвоена вторая группа инвалидности, причем бессрочно. Если и оставались какие-то надежды по поводу улучшения моего физического состояния, то они полностью развеялись после того, как я случайно услышал мнение одного из членов комиссии, без обиняков высказавшегося на мой счет: «Все равно долго не протянет».
Только для специалистов привожу окончательный диагноз: «Гнилостно-некротическая флегмона дна полости рта и глубоких отделов шеи. Медиастинит. Состояние после трахеотомии и вскрытия флегмоны. Сепсис. Интоксикационный синдром. Гнойный трахеобронхит. Двусторонняя пневмония. Сахарный диабет, 2 тип, компенсированный. ИБС. Гипертоническая болезнь 2». Как видите, медицинский чиновник выразился хоть и безжалостно, но в профессиональном плане вполне объективно.
Прошло более года после выхода из больницы. Отпраздновал второй день рождения. Последствия болезни преодолевал непросто. Приходилось заново учиться есть, ходить, говорить, без посторонней помощи делать первые 100 шагов, потом 200, 300… Многое из этого уже забылось. Но 23 дня, проведенные в реанимации, по-прежнему напоминают о себе. Ежедневно в 4 часа утра какая-то мощная внутренняя пружина разрывает мой сон. А через мгновение я с облегчением осознаю, что нахожусь не в больничной палате, а у себя дома.