Посол встал на одно колено. Это не вышло унижением, а таков был ритуал. Хоть Гистасп и царь с вражеской стороны, но все же он великий государь, которому принадлежит немалая часть вселенной, от земли фараона, до согдийских пастбищ и оттуда обратно до Геллеспонта. И уважение должно быть соблюдено.
– Мой хакан Иданфирс, сын Зевса-Папая, избранник Апи, любимец Посейдона-Тагимасада, посылает к тебе, Дарий Гистасп, великий царь Персии и Мидии и всех твоих земель, по божественному праву взошедший на престол в Сузах – по милости Ахура-Мазды, в Вавилоне – по воле Мардука, в Фивах Египетских – как воплощение Ра.
Закончив необходимое перечисление титулов обоих владык, Арпоксай склонился и сложил под ноги Дарию заветное блюдо.
– Здесь ответ моего хакана. И если великий Дарий все еще желает битвы, пусть вывесят над его лагерем двойной царский стяг. Если нет, то ты, Дарий, прослывешь мудрейшим среди царей, буде просто уйдешь с нашей земли. – Арпоксай с лукавой потаенной улыбкой поклонился еще раз. Он уже успел заприметить жадный взор Гистаспа, устремленный на изумрудный глаз небывалого размера и невиданной глубины и чистоты.
Когда послы удалились прочь, в шатре поднялся настоящий гвалт. Уже раболепные придворные шептали в уши Дарию, что подношения те – не иначе как к признанию хаканом своего поражения.
– Он отдает тебе воду, ветер и землю, оттого и жаба, птица и мышь, – твердили подхалимы на все голоса, желая, чтобы на них царь обратил свой взор.
– Когда глупость слишком велика, она становится заразной. – Это сказал Гобрий, ближайший советник и лучший военачальник царя. – Не слушай их, Гистасп, ибо весь их ум на их языках. Если Иданфирс желает сделаться твоим рабом, к чему тогда его послам предлагать нам драку, а иначе советовать убираться прочь из их драгоценных степей?
– Тогда пусть ты, Гобрий, станешь толкователем, раз уж с нашей легкой руки все могущественнейшие маги Персии были без жалости истреблены. Или надо было пощадить хотя бы одного? – с подвохом спросил Гистасп, но уже не очень следил за ходом придворной перепалки. На ладони он подбрасывал, впрочем, очень осторожно, дивную драгоценность, переданную ему послом. Все же что ни говори, а этот дикий степняк очень учтив даже со злейшими врагами. И если эта блистающая морскими огнями изумрудная каменная гладь всего лишь призвана подсластить горький полынный сок оскорбления, что же, он готов признать у царя всех скифов наличие хороших манер.