Все переглянулись, но портрета ни у кого не нашлось.
— Павел Павлович пока что не коронован, баронесса, — заметила
принцесса, — Так что его официальных портретов еще нет даже в
Лицее...
— А обязательно русского Императора? — спросил эфиоп, — У меня в
комнате есть икона эфиопского Императора Хайле Селассие, он у нас
признан святым...
— Не подойдёт, — осадила негра Головина, — Мне нужен портрет
любого Императора, но русского, из Багатур-Булановых. Можно не
нынешнего, а прошлого. Вообще любого.
— Акалу? — я повернулся к Шаманову, — У тебя вроде завалялся
Император, под матрасом.
— А он подойдёт? — Шаманову явно не хотелось выставлять на
всеобщее обозрение свои либеральные взгляды.
— А хрен знает, — пожал я плечами, — В любом случае тащи. Разве
не видишь? Баронесса Головина ждёт! А она ждать не привыкла.
Шаманов нехотя отправился в нашу комнату и через полминуты
вернулся оттуда с портретом черноусого изгнанника Михаила
Багатур-Буланова. Портрет он продемонстрировал Головиной.
— Сгодится? — уточнил я, — В принципе Михаил — мужик красивый,
вон какие усы. Уверен, вам такие нравятся, баронесса...
Но Головина меня не слушала, она с ужасом смотрела на
портрет:
— Изменник!
— Да почему вы так не любите изменников, Головина? — я уже начал
выходить из себя, — Изменник Корень-Зрищин вам не нравится,
изменник Михаил тоже. У вас какие-то проблемы с изменниками? Вас
что ли в детстве изменник изнасиловал...
— Ладно, пойдёт, — решилась Головина, став мрачнее тучи, и взяла
Михаила, — За мной.
Головина, стуча каблучками, двинулась по коридору, мы все пошли
следом за баронессой.
Портрет Головина несла, развернув Михаилом к себе, чтобы никто
случайно не увидел. Впрочем, опасения баронессы были беспочвенны.
Изможденные наведенной мною суетой и обысками Огневича студенты
спали. Кроме нас в коридоре не было никого, так что увидеть
крамольный портрет изменника было некому.
К моему огромному удивлению привела нас Головина к кладовке с
табличкой «Школьный театр» на двери, к той самой кладовке, где я
затарил себе маску Гришки Отрепьева.
Дверь кладовки все еще была выбита после моего вторжения сюда и
едва болталась на петлях, но Головину это не смутило. Она
решительно вошла в пыльную кладовку, мы все двинулись следом.
— Мы будет ставить спектакль? — спросил я баронессу, — Тогда чур
эфиоп будет Отелло, а вы, Головина, Дездемоной.