– Я вообще не понимала, как это унизительно… как унизительно – валентинки из жалости. Поздравления от чужого человека, продиктованные его… сочувствием, можно так сказать. Всё равно неправда. Жалостью… Я из года в год унижала, оскорбляла, растаптывала больше двадцати человек, и получала от этого удовольствие, и казалась себе ангелом, спасающим людей. От одиночества, от неприкаянности, от никому не нужности… Как будто жалость чужого, постороннего, даже неизвестного тебе человека не подчеркнёт одиночества. Я чудовище. Зачем я это делала? Думала, что из сострадания… Налейте, пожалуйста, ещё воды, у меня руки дрожат.
Алиса послушно лила воду, а художница долго пила. И потом рассказывала, как не любила быть среди людей, но любила смотреть за ними, наблюдать, узнавать или додумывать их истории. И как симпатизировала тем, кто одинок, и не знала, как подойти к ним познакомиться, разговориться, и даже не хотела разговориться, потому что не умела и не желала уметь, и лучше всего чувствовала себя там, где есть – пауком на стене, наблюдающим, а не действующим.
Потом художница снова оборвала себя, снова пила. Наконец купила уголь для рисования – и ни одной валентинки – и ушла, ни слова не сказав о том, кто были люди, которым она подписывала открытки, и что было в послании от Ну-и-парня, так её поразившем. Алиса даже вышла из-за прилавка проверить пол, но на нём не осталось ни клочка бумаги от порванного конверта, ни кусочка картона от открытки.
В общем, история приняла дурной оборот, и Алиса очень расстроилась за акварельную девушку и за недотёпу, который даже не смог нормально извиниться. Хуже всего было думать, что на том история с акварельной девушкой и закончилась. Алиса отчего-то была уверена, что художница больше ни разу не покажется в «Фонарике»… Оставалось только увидеть, каков будет конец истории со стороны Ну-и-парня. За неделю, прошедшую до того, как он появился в магазинчике, Алиса успела придумать таких концов штук десять. Один был даже с самоубийством в японском духе – Алиса сама испугалась и мысленно закрасила такую концовку ручкой, плотно-плотно, начерно. Говоря короче, Алиса так себя накрутила, что, появись Ну-и-парень позже хотя бы на день, она бы ринулась ему навстречу с альбомом для рисования поувесистее и устроила бы безобразную трёпку. Но ровно через неделю её душевных сил хватило в ответ на его «Добрый день!» кивнуть и сказать: «Здравствуйте». Хотя, конечно, она не смогла не сопроводить приветствие своим фирменным выразительным взглядом. Сами подумайте, кто бы здесь удержался?