Азъ есмь Софья. Царевна - страница 17

Шрифт
Интервал


А еще у него были Ванька Морозов, на которого можно положиться, тетушки, опять же, Аввакум, Ордин-Нащокин со всем семейством, Морозовы – всем родом, была куча выпускников царевичевой школы, которые за него в огонь и в воду, казаки, которые теперь кормились с его руки… царь-то им хлеб сеять не давал на Дону, чтобы не стали слишком самостоятельными. Да тут давай не давай – налетит крымская саранча, что не пожжет, то пограбит. Вот они и зависели от набегов. А Алексею-то деревни принадлежали. И зерно ему привозили. Да и не только зерно… И отправлялась большая его часть на Дон, в качестве оплаты труда казаков. Сами и охраняли – и горе тем разбойникам, которые налетали на казачий караван.

Алексей Михайлович это видел, но предпочитал оставлять заигрывания сына с казаками вне своего внимания. А куда их приспособить?

Они ведь тоже не дураки, на смерть не пойдут, а войны пока нет. Отдохнуть стране надо.

Приставил их царевич к делу?

Вот и ладненько. Заодно – политика! – есть за что его взгреть, коли понадобится.

А с чего царь повадился таскать наследника в столицу?

Да подход к нему искал. Пытался – лучше поздно, чем никогда – понять, что выросло из сыночка. Вроде бы послушен, покорен, но так ожечь словом умеет, что лучше бы плетью вытянул. Матвеев, вон, сутки с красными ушами ходит, ежели на царевича наткнется. Ни на возраст сопляк не смотрит, ни на заслуги. Отца, правда, мальчишка чтит, но…

Приручать его надо. Приручать и ставить под свое крыло окончательно. А то и впрямь женить. Но действительно – лучше ведь на иноземной принцессе, а не на своей какой… тогда и отцовская свадьба легче пройдет?

Может и так быть.

Но развернуться в этом направлении Алексею Михайловичу не дали.

Заболел царевич Симеон.

В обед мальчик пожаловался, что животик болит, лекари сбежались, но никто ничего умного сказать так и не смог.

Болит, прикоснуться нельзя. Настойка опия боль утишает, но и только-то. А потом все опять возобновляется, мальчишка криком кричит. Царь молится, а сделать-то никто ничего и не может.

Будь Софья рядом – она бы сообщила народу об остром аппендиците. А заодно прибавила, что лечение бесполезно. Операция?

Ты ее еще проведи в этих условиях!

Впрочем, ее и так вызвали. Алексей, в первый же день, вместе с Ибрагимом. Зачем? Да потому, что лекции грека о ядах он слушал внимательно – и сейчас надеялся. Что это просто отрава, что малыша можно будет вылечить…