– Коли любит тебя – так простит. А коли нет – неуж ты меня старику отдать хочешь? Так сразу скажи, я уж лучше в воду головой!
– Не стоит.
Алексей Михайлович был великолепен. Спокоен, серьезен, сдержан – и горделив в своем страдании. Станиславский руку бы отдал за такого актера!
– Что ж ты, Наташа, сразу мне все не сказала? Не стал бы я тебя неволить.
Наталья еще могла выкрутиться одна, но думая, что Алексей теперь будет с ней, что царь просто случайно – у нее не было времени сообразить, что все было подстроено. И потому…
– Не вели казнить, государь! – Наталья кинулась царю в ноги, Алексей Михайлович едва отстраниться успел. – Любим мы друг друга!
Царь дал ей поваляться пару минут с криками. Больше и не понадобилось, Наталья поняла, что голосит в одиночестве и стихла. Оглянулась.
– Мы – это кто?
Вот тут Наталья и осознала, что царевич подозрительно спокоен, бросила на него взгляд – неужто… и прочитав там ответ на свой вопрос, едва в голос не завыла. Остолбенела…
Не ждала она предательства. Алексей же Алексеевич был спокоен.
– Не люба она мне и не была никогда.
– А она иначе думала?
– Ничего я ей не обещал, батюшка. Ни любви до гроба, ни руки, ни сердца. Сама решила, что люб я ей, сама на шею кинулась, сама с тобой в любовь играла, а мне глазки строила. Есть тут и моя вина – что не покаялся я вовремя перед тобой, да страшно было мне – и сердце тебе разбивать не хотелось. И любое наказание от тебя за то приму.
С точки зрения Софьи, звучало подловато, но – какая разница? Им надо было довести Наталью, чтобы из нее полезла вся мерзость – Алексей этим и занимался.
– А тут еще кое-что. Человек мой поговорил с царевичем Кахети.
– Ираклий…
– И тот утверждает, что Наталья и ему в любви клялась. И это только те, о ком мы знаем. А сколько их всего было – Бог весть.
– Не было такого!
Наталья вскочила с колен. Она была бойцом, она была умна и отважна, но это ее сейчас и подвело. Романов мог пощадить сломленную отчаянием и обманутую, растоптанную и униженную. Но не крикливую девку, вовсе нет.
– Поклеп это! Наветы гнусные!
– Неправда. Ираклия спросить можно, он лгать не станет. Просто не желал он жениться на бесприданнице, вот ты его и приваживала, чтобы созрел.
Софья усмехнулась, глядя на гнев на лице Натальи. Гнев, ярость, ненависть, глаза выпучились, с губ слюна ошметками, пальцы когтями скрючены – того и гляди кинется. Вот и пусть кидается!