Его сестра презрительно скривилась. Ни для кого не секрет, что сын нашего барона ещё в прошлый мой приезд уделял мне немалый интерес, надеясь залезть под юбку.
Сделав глубокий вдох, стараясь не показать, какой разброд творится в моей душе и снова гордо подняла подбородок.
- Пошли в город! – предложил Педро, на что его сестра поморщилась.
- А пойдём, - неожиданно согласилась.
Лишь бы не видеть пьяную дае и не слушать оскорбления мами.
Как бы мне хотелось найти своё место в этом мире. Но произойдёт ли это когда-нибудь?
Дадо – отец
Дае – мать
Мами – бабушка
Румни – жена
Никон – никто
Чай - дочь
Ту – ты
Гаджо – чужачка
Джадад кхэр – иди отсюда
4. Глава 2. Горяченькое
Реакция людей на арест столь же различна, сколь и непредсказуема. Но предательство всё же гораздо хуже.
В другое любое время я бы поостереглась идти с Педро и Златой Лауш. Уж осторожности и чутья мне обычно хватало. Иначе никак. Но в данный момент на душе был такой разброд! Сложно всё же, когда тебе только исполнилось шестнадцать и понимаешь, что никому нет до тебя дела, всегда следовать доводам разума. Дадо, дае, мами… вот и вся моя немногочисленная родня...
Мне иногда так жаль, что Селестина после того самого демона так и не легла ни с кем, чтобы забеременеть и снова родить. Была бы у меня тогда хоть ещё одна родственная душа. Тот или та, кому я была бы небезразлична.
Но, увы... дае хранила никому не нужную верность, игнорируя недвусмысленные предложения сожительста и замужества в надежде, что былое вернётся, а я так и оставалась бесконечно одинокой.
- Ну что ты плетёшься, Богдана? - недовольно проворчала Златка.
Я ускорилась, но продолжала раздумывать о своей никчёмной жизни.
Меня никто не поздравил с днём рождения. Та же Злата... Ведь раньше мы дружили. Лет до восьми она по просьбе своего дадо притворялась, что неплохо ко мне относится. Пока Селестина окончательно не отвергла предложения вдовеющего барона, дав понять, что тот ей отвратителен. И тогда-то и начался мой ад. Потому что в тот момент я стала - никто. Никон, как кричали бывшие соратники по играм, пока закидывали меня камнями. Потом конечно они, уподобляясь взрослым, стали просто презрительно смотреть, но на душе с каждым годом разрастались раны, не желая закрываться.
Только Педро и Ян, его друг, относились ко мне дружелюбно. Учили объезжать лошадей, танцевать, искусству быть настоящим цыганом, брали в свои игры. Редкие минуты счастья.