Ее насиловали долго… очень долго… бесконечно долго… Плотно прижатая к шершавой, плохо оструганной столешнице, она терлась о нее щекой, грудью, животом, и крошечные занозы впивались ей под кожу, быстро ставшую бесчувственной. Извергиня кусала себе губы, давила свой стон… свои рыдания, чтобы не обозлить насильника, чтобы он забыл о маленьком попискивающем кулечке, лежащем на лавке!
Но он не забыл!
Когда оборотень наконец разжал свою хватку и отступил назад, когда ее тело безвольно сползло со стола и улеглось на нечистые доски пола, широко раскинув руки и поджав ноги, она услышала спокойный, чуть брезгливый голос:
– Теперь ты носишь в себе моего сына. Ты выносишь и родишь полуизверга, вернее, многоликого!.. И воспитаешь его, как свое собственное дитя! Смотри, не обижай его и не причиняй ему вреда. Я буду следить за тобой, и если с моим сыном что-нибудь случится, я убью твоего извержонка и заставлю тебя съесть его!.. Сырым! Можешь не рассказывать моему сыну о том, кто он, придет время, и он сам почувствует свою силу, он сам поймет, что ему делать дальше!.. Береги его!
Она не слышала, как оборотень вышел из ее дома, но легкий холодок, пробежавший по полу, по ее обнаженному, лишенному сил телу, дал ей понять, что она осталась одна.
И стаял час Вепря, и наступил час Волчьей звезды. Ночное небо было сплошь затянуто тучами, и на притихшую землю легла безлунная, беззвездная тьма. И тишина… Только редкие, жесткие порывы ветра несли с собой тревожный шепот листьев, да изредка коротко вскрикивала мелкая живность, попавшая в лапы ночному хищнику. Когда час Волчьей звезды набрал полную силу, во тьме, ставшей совершенно непроглядной, проклюнулся отдаленный топот копыт, и вместе с ним далеко-далеко тревожным, колеблющимся бликом промелькнул красноватый отблеск пылающего факела.
Один из двух стражников, стоявших в карауле у входа в обитель Матери всего сущего, чуть приподнялся на цыпочках и, убедившись, что это действительно приближающийся огонь, а не обман его усталых глаз, бросил быстрый взгляд на своего более опытного товарища. Тот, однако, продолжал стоять, не шевелясь, его совершенно не интересовал приближающийся топот копыт и разрывающий мрак ночи огонь. Несколько минут спустя внизу, на узкой каменистой дороге, остановилась странная низкая повозка, запряженная вороной парой и сопровождаемая двумя всадниками на черных лошадях. Всадники были с ног до головы укрыты черными плащами, один из них держал в высоко поднятой руке пылающий факел, а второй – длинное копье с тяжелым, матово поблескивающим наконечником.