– Мировуд был «белый волхв» и практиковал всеначалие! Ясно вам: всеначалие! – упрямо возразил Багров.
– Угу! То есть, проще говоря, служил тому, кто больше даст, – упростила Мамзелькина. – Вот только беда, свет-то ему, болявому, ничего не давал, потому что он с двойными агентами дел не имеет, а вот Лигул – тот за милую душу. Чуть какая уступка себе – он тут как тут! Так дядечка и прообманывал себя всю жизнь. Даже в рюкзачке у меня обманывался, что эйдос его свету пойдет. Ерепенился!
Мамзелькина боевито встряхнула рюкзачок и растянула горловину.
– Что вам надо? – решительно спросил Багров.
– Должок! – повторила Плаховна. – С Мировуда взять нечего – с тебя возьму! Срок истек месяц назад, да я подождала чуток.
– Расписка какая-нибудь есть? Вексель? – недоверчиво спросил Багров.
Он понятия не имел, что Аида Плаховна у него попросит, но заранее не ожидал ничего хорошего. Едва ли Мировуд занимал у Мамзелькиной сто рублей до получки.
Плаховна прыснула в кулачок.
– Расписка? Я бумажек не храню! Ни к чему нам это. У меня получше заклад имеется! – сказала она.
Она сунула руку в рюкзак, порылась и достала пузатую стеклянную банку непривычной для современного, замыленного стандартами взгляда, формы. Банка была очень пыльной. С чувством поплевав на палец, Мамзелькина протерла окошко.
– Ну и грязь! – скривился Багров.
– И не говори, милок! Да ты не боись! Внутри-то все закупорено! Чище, чем в аптеке!.. – успокоила его Аида.
– А мне-то какая разница?
– Ну пока что нету разницы, а там, глядишь, и появится, – заверила Мамзелькина и, вытянув сухонькую ручку, поднесла банку к его глазам.
Матвей увидел нечто красно-синее, неопределимое.
– Говядина какая-то! И зачем вы ее таскаете? – спросил он брезгливо.
– Ох, милок! И не говори: все таскаю и таскаю! И так уж руки до колен отвисли! – с жалостью к себе сказала Аида Плаховна. – Да только вообще-то это не говядина!
– А что? – спросил Багров.
– Да тебе виднее, солнышко ты мое закатное. Свининка ли, говядинка – сам вспоминай!
– Почему? – озадачился Багров.
– Да потому, что это твое сердце. Мировуд отдал его мне за то, что я помогла вставить тебе в грудь Камень Пути, – ободряюще коснувшись ручкой его коленки, сказала Мамзелькина.