– В котором часу это было?
– Вы спрашиваете, будто следователь, – усмехнулся администратор. – Какая разница? Я время не засекал. Поздновато. Около полуночи.
Он повернулся в сторону двери, и Астра услышала, как кто-то спускается по лестнице в подвал. Оказалось, Антон.
– Макс, ты чего тут застрял? Я тебя ищу! Пойдем, Рид зовет.
– Опять в мансарде что-то?
– Нет… просто он хочет… – охранник осекся, запоздало заметив Астру. – Это вы?
– Я.
Она засмеялась, такое у него было смущенное лицо. По-детски распахнутые глаза, курносый нос и обиженно выпяченная нижняя губа.
– Могу я наконец познакомиться с Юдиными?
– Да, конечно. Завтра, – ответил администратор. – Я передам вашу просьбу.
Астра вернулась в номер. Окно было открыто, внизу под виноградом игривым тоном переговаривались Ирэн и Гаранин. В комнату налетели комары. Матвей сладко посапывал, не обращая внимания на писк насекомых.
Она задернула штору и встала у окна, прислушиваясь. Не выйдет ли Тэфана на ночное бдение? Впрочем, отсюда ее не будет ни видно, ни слышно.
– Вам не страшно спать одной? – спрашивал блондинку Гаранин.
– Хотите охранять мой сон? – хихикала та. – Только за дверью на коврике.
– Я согласен…
– Здесь такое творится…
Аким Иванович был чрезвычайно разборчив в еде. Он любил стряпню своей жены, предпочитая блюда, приготовленные ее руками, всем прочим деликатесам.
– Ты на мне женился или на моих кулинарных способностях? – иногда обижалась она.
Жили Юдины дружно, насколько могут жить в согласии люди, которые вместе уже более тридцати лет. Они изучили друг друга, притерлись.
По утрам Аким Иванович выходил к столу тщательно выбритым, причесанным – волосок к волоску, – в купеческом халате с кистями поверх рубашки. Ел с аппетитом, просил добавки, а насытившись, выпивал большую чашку травяного чаю. День проводил в офисе, там и обедал, но к ужину непременно спешил домой побаловать себя запеченным в сметане судаком, крепким грибным бульоном или жареными перепелами. Целовал жене ручки, рассыпался в комплиментах… Из деловых поездок он всегда привозил ей подарки – сумочку, перчатки, духи, нитку жемчуга, хотя у Жанны Михайловны и так всего было вдоволь.
Но с некоторых пор – точнее, с прошлого лета – его словно подменили. Раздражительный стал, нетерпимый, чуть что – в крик. Похудел, с лица спал, под глазами круги темные легли. По ночам вставал, шел в кухню пить водку, а потом бродил из комнаты в комнату, думал о чем-то.