- Ты напугал моего кота, - отозвалась я, не поворачиваясь к Раниону, но чувствуя, что он стоит у меня за спиной.
Ледяные пальцы нечаянно скользнули по коже спины, и я вздрогнула. Зато корсет перестал жать.
Ледяной молчал. Только медленно пуговица за пуговицей расстёгивал платье, до тех пор, пока оно не упало к моим ногам.
- Хороших тебе снов, Рыжик, - шепнул он мне на ухо, и от его ледяного дыхания кожа покрылась мурашками.
- И тебе, Ледяной, - отозвалась я, а он унесся с порывом ветра. Сейчас между нами не чувствовалось ненависти, но я не уверена, что завтра она не вернется. Точнее, почти на сто процентов была уверена, завтра последует новый виток. Я переоделась в теплое и уютное платье Женевьев. Оно было удобным и очень домашним. Отыскала вязаные носки и забралась с ногами в кресло. Камин загорелся, едва я о нем подумала. Поленья весело зашипели. В доме было тепло и без него, но живой огонь создавал уют, а на колени мне прыгнул Пэрсик. Я повернула голову к окну, чтобы бросить взгляд на противоположную сторону дороги, на окна дома, в котором жила сестра, но стекло оказалось плотно покрыто ледяным орнаментом. Острые углы и иглы, так похожие на решетку. Наваждение прошло, Ранион четко дал мне понять, где я нахожусь – в клетке. И решает, выпустить меня или нет, только он.
Я уснула прямо в кресле. В кровать перебралась уже совсем ночью, так и не заставив себя снять платье. Просто притянула к себе Пэрсика, который сейчас изображал лохматую сардельку, и снова провалилась в уютный сон. Ранион не обманул и, по крайней мере, на эту ночь оставил меня в покое, а с утра, когда я только открыла глаза и еще даже не успела вылезти из постели, ко мне нагрянули Женевьев и Китти.
- Пэрсюшка! – закричала малышка, скинув на пороге расшитые бабочками валенки и, проигнорировав меня, пронеслась в комнату, где сграбастала в объятия сонного и поэтому весьма медлительного Пэрсика.
Кот вытаращил глаза и стал похож на рыжую лохматую и очень напуганную сову, но вырываться не стал, только раскинул лапки в стороны и безвольно повис в удушающих объятиях.
- Все Пэрсюшка, - передразнила я Китти. – Сбежать не успел.
- Давай кофе пить! – жизнерадостно заявила Женевьев и прошла мимо меня на кухню.
- Да, самое время.
Я сонно зевнула, прихватила с кресла плед и, завернувшись в него, потопала за Женевьев на кухню, понимая, что есть-то у меня нечего, а хочется. Но как оказалось, Женевьев предусмотрела и это. Видимо, в старших сестрах есть какой-то особенный ген заботы, сейчас помноженный на материнский инстинкт, он снова сыграл не на руку. Женевьев принесла ароматные крауссаны. Они были в бумажном пакете, от которого теплом исходила магия.