– От матери-то с отцом не попадет? – спросила Вера.
– За что?
– За это чаепитие-то?
– Они знают.
– И сколько вина тут стоит, знают?
– А зачем им знать-то? – важно сказал Леша. – Я и сам взрослый. И деньги кое-какие получаю…
– Прямо тысячи?
– Ну не тысячи…
Лешенька старался и в самом деле выглядеть человеком взрослым и независимым, но в своих стараниях был смешон, понимал, что на него смотрят с улыбкой, снисходительно, и пыжился от этого еще больше. Вера сдерживалась, чтобы не рассмеяться, – впрочем, теперешними ребяческими стараниями Лешенька вызывал у Веры чувства чуть ли не материнские и был ей приятен.
– Еще налей, – сказала Вера, – может, усталость и вправду снимет…
– С удовольствием! – обрадовался Лешенька.
Он хотел сказать ей что-то, но замолчал, растерялся, а хотел сказать, видимо, важное, и когда уже решился сказать это важное, затих магнитофон, и с шумом прихлынула ватага танцоров, и все принялись корить Веру и Лешеньку за уединение, за измену товариществу, делались при этом и намеки.
– Ох и глупые же вы! – смеялась Вера лениво. – Болтуны! Нельзя уж и с именинником посидеть!
Потом гости пристали к Турчкову, упрашивали его сыграть что-нибудь на гитаре, и, хотя он объяснял, что учился в музыкальной школе в классе фортепьяно и не знает гитару, все же инструмент ему вручили и теперь просили исполнить модные песни. Лешенька забренчал потихоньку, Колокольчиков, тоже с гитарой, стал ею энергично поддерживать, песни зазвучали знакомые по туристским компаниям, иногда на ломаном английском языке, вроде бы от битлов. Вера, если слова знала, хору подпевала, она любила и умела петь, но больше русские протяжные песни, с печалью и слезой – «Лучину» или «Накинув плащ…», – звучавшие в их доме, когда отец еще жил с ними: для тех песен нужны были слух и душа, сегодняшние же требовали только знания слов. И все же Вера подпевала, как бы отогреваясь, снова забыла об усталости и своем намерении уйти домой. Потом опять включили магнитофон. Рожнов пригласил Веру, теперь уже вежливо, но и это приглашение она не приняла, а пошла с Колокольниковым.
– Где Нинка-то? – спросил Колокольников.
– Не знаю, – сказала Вера. – Мы с ней подрались.
Слова Верины, может, показались Колокольникову шуткой, а может, он посчитал: подрались так подрались; во всяком случае, слова эти в нем не пробудили никакого интереса.