А Вы совсем из другой жизни, где другие измерения. Я совсем случайно залетела на Вашу орбиту, и по всем законам логики не могу на ней удержаться. Я у себя и в себе, и всегда одна.
Незнакомец из другой жизни, прощайте.
26 мая 1967 г.
Борис Куняев-Рижский, с которым познакомился в Коктебеле, в ответ на мое поздравление с Днем Победы прислал открытку:
«Приветствую, граф!
Если бы Вы знали, насколько приятна была для меня Ваша весточка! Это же память о нашей фронтовой юности!!!
Дорогой Володя, а я три месяца пролежал в больнице с инфарктом. 10 дней был в реанимации, думал – все, однако белые тапочки временно отложил…»
Мы не от старости умрем —
От старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
Трофейный рыжий ром…
Это покойный Семен Гудзенко, сам умерший в тридцать лет от ран, сказал о таких, как Борис. Я видел на пляже – у него страшная рана, нет половины плеча. Но кружками мы там, в Коктебеле, не раз чокались.
6 декабря 1967 г.
Сегодня в конце рабочего дня зашел ко мне в «Дружбу народов» Винокуров. В моем кабинетике мы проговорили с ним часа полтора, до начала седьмого. Потом пошли в ЦДЛ, пропустили по две рюмочки коньяка и по чашечке кофе.
Он принес мне «1920 год» Шульгина, о чем я его недавно просил после возвращения из Дома творчества в Гаграх, где Дм. Жуков познакомил меня с Василием Витальевичем.
Ему в этот год 50-летия Октябрьской революции исполнилось девяносто. Таких древних людей я никогда в жизни не видел. Но, конечно, не только возрастом был интересен мне человек, принимавший отречение Николая Второго. Его арестовали в 44 году, кажется, в Югославии, и он лет десять отсидел во Владимирском централе. Они с женой сидел в столовой за столиком рядом с нами. Иной раз после завтрака он шел с нами прогуляться по набережной. Мы спрашивали его, как он смотрит на нынешнюю Россию. Он отвечал мудро: «Мы, русские националисты, хотели видеть Россию сильной и процветающей. Большевики сделали ее такой. Это меня мирит с ними». Был фильм «Перед судом истории», построенный на его беседе с каким-то безымянным историком, манекеном. Все симпатии зрителя, конечно, на стороне Шульгина: за его спиной большая бурная жизнь, драматическое крушение всех надежд, а что за этим «историком»? Пустота. Я уж не говорю, о манерах Шульгина, языке, логике. Фильм вскоре сняли.