Вот так же врал Беня, что после войны фронтовиков принимали в вузы без экзаменов, и потому они преградили его великому таланту путь в МГУ. Я, фронтовик, метался после войны и поступал тогда, в 46 году, сразу в Энергетический, Медицинский, Литературный и Юридический – и всюду держал экзамен, кроме Юридического, поскольку там были те же экзамены, что я уже сдал в Литературном, и мне их перезачли, к тому же речь шла об экстернате.
«Урвав наконец с бою свою путевку, вы приезжали в этот привилегированный Дом, где вас ожидало множество чисто советских гадостей: принять душ было невозможно, ванну тоже, поскольку вода была только холодная, а если и появлялась горячая, то была цвета конской мочи». Из этого видно, что Сарнов урывал с бою какие-то люксовские номера с ваннами. Я в таких никогда не жил и не подозревал об их существовании в наших Домах. Я благополучно пользовался душем, в работе которого, конечно, иногда случались перебои. А где их нет? И надо бы знать Сарнову, что моча любого сивого мерина и даже знаменитого благородного Буцефала примерно такого же цвета, как моча и критика, члена Союза писателей, собственная.
«В комнатах тоже все (!) было далеко от идеала». Всю жизнь он тоскует об идеале, но не видел, что, допустим, пол, потолок, стены, окна в Домах творчества были очень близки к идеалу. А все никогда не может быть в совершенно идеальном состоянии, это к 80-ти годам любой человек даже при большом тупоумии может знать.
«В пятирожковой люстре в лучшем случае горели две лампочки». Люстры да еще пятирожковые? Нет, он действительно урывал какие-то люксовские номера. Я ни разу не жил в таких.
«Люди опытные привозили с собой несколько лампочек». Назвал бы хоть одного. Сам-то сколько лампочек привозил? И вот представьте: едет, допустим, помянутый Мустай Карим из Уфы, а в кармане у него лампочки…
«Пить воду из графина было все равно, что пить из унитаза». Видимо, Сарнов никогда не спускал за собой воду, а ведь если спускал, то мог бы и пить.
«Белье меняли только по большим праздникам». То есть на Новый год, 1 мая и 7 ноября, да? Но вот рассказывает, что прожил в Коктебеле два летних месяца, там никаких больших праздников. Можно себе представить, в какое состояние он привел свою простынку! А наволочку? Вся в соплях! Ах, антисемиты проклятые! А вот мне во всех Домах всегда меняли белье еженедельно.