В подъезде ближнего особнячка скрежещет пружина открывающейся двери, и, выпуская в темный воздух слабый пучок света, выходит мама и торопливо идет к нему. Но, не доходя двух-трех шагов, останавливается и внимательно приглядывается к кожаному господину. А потом радостно вскрикивает:
– Мишенька, как же ты не узнал?! Это же Саша Бочанов…
Господин поворачивается к ним, смотрит внимательно, и Травкин вдруг узнает спокойного плотного мальчика, стриженого коротко, но с чёлкой, в круглых очках. А тот, отвечая собственным мыслям и ни к кому не обращаясь, задумчиво говорит:
– Вот – зря машину отпустил…
Первый школьный день. У плотного мальчика в круглых очках на парте выложены: стопка разноцветных тетрадок, вставочка с набором разнообразных перышек, красивые линейка и треугольник из красной пластмассы, пенал с остро отточенными простыми карандашами от М до 2Т, большая дорогая коробка цветных карандашей, чернильница-непроливайка, новенькие стирательные резинки. В общем, для долгой дороги к знаниям он оснащен прекрасно.
Впоследствии Травкин узнал, что мальчик этот никогда не вступает в драки (не то, что он, Травкин, иногда так отчаянно сцеплявшийся с одноклассником Гришкой Футерманом, что, казалось, они готовы были удушить друг друга пионерскими галстуками). А когда Саша Бочанов слышал что-либо неприятное в свой адрес, он лишь щурился и немного отворачивал голову в сторону – в точности как кот, если ему слегка подуть в глаза.
В школьных дисциплинах Саша Бочанов не преуспевал, не было у него и любимого предмета. Получал в основном тройки, не всегда «твёрдые», иногда, впрочем, разбавленные четверками по неосновным предметам. Как-то не доходила до него арифметика, позже алгебра, физика, а для истории и географии он обладал плоховатой памятью. Времена же, когда учителя стали откровенно тянуть на хорошие оценки детей полезных для школы и для себя лично родителей, еще только наступали.
Когда Саша отвечал у доски, над его тугодумием, бесконечными «вот… вот…» класс подсмеивался. Но он лишь щурился в ответ. И компенсировал свои досадные промахи аккуратностью, вежливостью, упорно выработанным красивым почерком, позже – общественной активностью. И ранней житейской сметливостью.
Травкин запомнил проверку первого домашнего задания. Весь класс, в том числе и он, как могли, криво-косо нарисовали в тетрадке по три флажка. А у Саши Бочанова флажки были идеальными, потому что вычерчены были по никем невиданному доселе офицерскому трафарету (чего только не было вырезано на этой волшебной пластинке из оргстекла! – от идеальных цифр и букв до изображений самолётиков). Лёгкий ропот класса учительница веско пресекла: «А я и не говорила, что рисовать следует обязательно от руки! Смекалку нужно проявлять». Слово это – «смекалка» – Травкин с тех пор почему-то сильно невзлюбил. Какой-то синоним обмана чудился ему в этом слове. Мол, все – так, а я – этак, «смекну» в обход.