– А-а, откуда Аляска видна, – кивнула Надя. – Ты собралась в Хатангу или в Тикси?
– В Тикси.
– Что будешь там делать?
– Не помнишь, на кого я училась? – спросила Ольга.
– На учительницу истории, – ответила Надя. – Точно так, как и я.
– Почему бы мне ею не стать наконец?
– Ясно. Когда уезжаешь? – спросила Надя.
– Зоя Григорьевна даст сигнал. Осенью, но засветло.
– Понимаю. Даже тебе не хочется сразу прилететь в ночь.
– Я хочу увидеть, вспомнить… Кроме того, я должна выполнить мыльный заказ для Зои Григорьевны. У меня с ней договор на партию мыла, я должна его сварить, пока действует северный завоз.
– Знаешь, твое мыло с лесной фиалкой на самом деле лечебное, – сказала Надя. – Я дала его одной прихожанке – она не просто вышла из весенней депрессии, она вылетела из нее. Ты просто молодец, Ольга. Северные люди должны принять тебя с радостью. Так что она предлагает? Зоя Григорьевна, я имею в виду?
– Она создает общину атабасков. В ней будет школа, и, как она говорит, ей нужны учителя, которые научат детей понимать реальную жизнь. Сейчас для малых народов Крайнего Севера самая настоящая оттепель.
– Не связанная, я думаю, со всеобщим потеплением климата, – фыркнула Надя.
– Нет, с переменой нравов, – усмехнулась Ольга. – Народам Крайнего Севера разрешено стать теми, кто они есть на самом деле. Ненцам – ненцами, эскимосам – эскимосами, долганам – долганами. А не просто жителями одной общей страны.
– Ну-у… Вы с Зоей Григорьевной подойдете друг другу, – заметила Надя. – Две деловые женщины, которые мыслят не кухонными категориями.
– Не думала, что ехидство – это качество, которое не утрачивают даже… матушки.
– А некоторые это качество обретают с годами, – парировала Надя.
Они рассмеялись.
– Но скажи, почему ты все-таки уезжаешь?
«Почему?» – мысленно переспросила Ольга. Ее взгляд уперся в яблоню. А почему маленькие яблочки-китайки краснеют боками, обращенными к юго-западу, хотя солнце приходит с востока? «Брось, – одернула она себя, – отвечай на вопрос».
– Спрашиваешь почему? – Ольга повернулась к Наде. – Душно в городе. Он чужой. Я сама себе чужая в Москве. – Ольга усмехнулась, взяла белую, как арктический снег, салфетку со стола. Пальцы скручивали трубочку, стараясь сделать ее тоньше, тверже. – Сама знаешь, я пыталась привязать себя к Большой Земле. Но разве не ты, безжалостная, – она старалась вложить в голос как можно больше деланного возмущения, – пресекла мою самую отчаянную попытку?