Стелла проплакала всю ночь. А наутро поклялась, что не станет больше пытаться помочь людям, скроет свое умение от всех, больше и сама ни к кому не прикоснется и до себя дотронуться не даст.
Но было поздно. Молва о странностях царевны уже распространилась. Благо, ее друзья не носили в себе черноты, а потому и не боялись, что Тиллька сделает им больно.
Вот если бы не Янушка…
И ведь не успела полностью изгнать расползшуюся по ее груди черноту, а значит, хоть и отодвинула час смерти на года, та ее все равно достанет…
«Пусть сестричка подрастет. Я найду слова, чтобы Янушка мне поверила и вытерпела боль. Пусть только подрастет».
- А какая я? – повторила Стелла неудобный вопрос. - Ведьма? Отродье?
- Иная, - уклончиво ответила Мякиня.
- Я проклята, - царевне скупой ответ няньки не понравился. С укором в голосе она произнесла то, о чем даже подумать страшилась: - Я приношу людям боль. Я монстр. Разве я не вижу, как ты морщишься, стоит мне обнять тебя, единственного человека, за которого я готова отдать жизнь?
- У тебя дар, - Мякиня вздохнула, понимая, что опоздала с объяснениями. Надо было раньше, много раньше девочку успокоить. Надумала она о себе невесть что. - А боль – это от того, что ты не можешь управлять своим даром. В монастыре тебя научат.
Слезы сверкнули в глазах девочки.
- Разве стоило ждать столько лет? А, Мякиня? Сколько годков ты со мной? Меня ненавидели, боялись, даже… били. А оказывается, можно научить? Почему только сейчас?
- Как я могла увезти тебя в монастырь? Разве царь позволил бы? Он возлагал на тебя большие надежды. Ты - залог союза с Эрией и вдруг монастырь?
- А объяснить?
- Я пытались, но он просто выгнал меня, - нянька комкала в руках ленту от душегрейки.
Стелла знала отца, поэтому не удивилась, что он не захотел слушать няньку. Действительно, кто Мякиня такая, чтобы царь поверил в ее бредни? Увезти царевну в монастырь, вместо того, чтобы выгодно отдать замуж?
- Я смогу вернуться? Ну, когда меня научат управляться с даром? Я получу назад свое имя?
Нянька так и не подняла глаза. Всего-то на один вдох-выдох замялась, но страх сжал сердце царевны.
- Сто-о-о-й! – донеслось снаружи и повозка, дернувшись, замерла.
Ржание лошадей, топот ног, встревоженные голоса заставили женщин вытянуть шеи, чтобы взглянуть в окошко. Нянька вытащила тряпицу, о которую совсем недавно вытирала руки, и мазанула ею по запотевшему стеклу.