Прости меня, Луна (3 книга) - страница 42

Шрифт
Интервал



- Можно я съем? – Змей поднес кулак ко рту и лизнул выступившую на старой ссадине кровь. 
- Ешь, - кивнула царевна, отворачиваясь от довольного соседа в другую сторону. И наткнулась на заинтересованный взгляд, который с пристрастием изучал ее зардевшееся лицо. 

У двери стоял юноша. Он был строен, невысок, гибок и имел загадочные миндалевидные глаза. Иссиня-черные волосы, легко рассыпающиеся на мелкие спиральки, придавали хозяину романтичный вид. 
«Эдакий поэт-страдалец. Вот ему бы точно подошло имя Змей, - подумала Стелла, отмечая плавность в движении руки, зарывающейся в вихры, в повороте головы, даже в  улыбке, что появилась и тут же погасла.  - Но, увы, оно досталось Рыжему Свину».
Словно в подтверждение сосед, облизывая ложку, довольно хрюкнул. 

Когда незнакомец как-то нереально текуче, чему способствовали развевающиеся серые одежды, двинулся в сторону стола, по-прежнему не спуская с нее гипнотического взгляда, царевне стало не по себе. 
- Лоза? – окликнула его одна из тех воспитанниц, что дерзили Стелле. 
Юноша будто вышел из транса. Он недоуменно свел брови, обнаружив себя у не того ряда скамеек, перевел взгляд на зовущую его девушку, и как-то привычно крутанул на руке массивный браслет. 

Лоза оказался сидящим напротив Стеллы. И хотя две подруги щебетали, пытаясь втянуть юношу в беседу, он хранил молчание и продолжал пялиться на царевну. Пододвинутая заботливой рукой тарелка так и осталась нетронутой. 
Стелла поднесла кружку с каким-то приятно пахнущим отваром к лицу, но под изучающим взглядом не смогла сделать и глотка. Пытка закончилась только тогда, когда со своего места поднялась наставница. Монахини и воспитанники подались следом.
- Можно я допью? – Змей дернул Стеллу за рукав, но она уже ничего не видела и не слышала. С ней происходило нечто странное – не было длинных столов и пропахшего подгоревшей кашей помещения, не было людей, сидящих рядом и напротив. Перед взором царевны плыли желтые пески, а вдали поднималась туманная дымка, сквозь которую ломались в танце странные деревья с высокими тонкими стволами и пучками длинных листьев на самой верхушке. Горячий ветер перехватывал дыхание и обжигал лицо. До слуха доносилась заунывная песня. Незримый певец тянул гласные. Его гортанный голос вибрировал и затуманивал сознание.