– Что за благодать? – фыркнул кто-то из бандитов.
– А вот эта, поганцы!
И два револьверных дула насупленно глянули из рук монаха. И изрыгнули свинец.
Лопес свалился первым с дыркой в голове. Остальные, похоже, так растерялись, что и не поняли, что происходит. Когда дым развеялся, я увидел, что все бандиты лежат на земле убитые, а монах невозмутимо перезаряжает «кольты», достав из-под рясы горсть патронов.
От такого зрелища я, забыв об осторожности, изумленно дернулся и все-таки свалился с камня, забарахтался в воздухе. Все заплясало у меня перед глазами, постепенно теряя очертания.
– Помо… – прохрипел я, болтаясь между небом и землей, как воздушный змей.
Монах поднял револьвер, прицелился и выстрелил. Пуля перебила веревку над моей головой, и я свалился на землю с обрывком удавки на шее. Снять ее я не мог, потому что руки у меня были связаны, но мой спаситель в два счета перерезал путы ножом.
Первое, что я сказал, когда наконец сбросил проклятую веревку и мог вздохнуть полной грудью, было:
– Не знаю, кто вы, святой отец, но я обязан вам жизнью.
Он искоса посмотрел на меня, спрятал оружие под рясу и откинул капюшон.
Передо мной стоял человек примерно моего возраста, светловолосый, со светлыми бровями и треугольным, сужающимся к подбородку лицом, на котором резко выделялся жесткий неулыбчивый рот. Глаза, как я уже говорил, были серые и колючие, льдистые.
Словом, если этот парень был католический монах, то я – папа римский.
– Твое счастье, что я случайно оказался поблизости, – заметил он. – Иначе ты бы уже беседовал со святым Петром.
– О, я недостоин такой компании! – отозвался я и протянул ему руку. – Риджуэй Брэдфорд Стил.
Он не пожал мою руку. А лишь кивнул белобрысой головой.
– А я – Стив Холидей.
Мне это имя ничего не сказало. Но не исключено, что он сам только что выдумал его. У человека, который так владеет оружием, могут быть веские на то причины.
– Кажется, я уже видел тебя прежде, – сказал я.
Показалось мне или он и в самом деле досадливо поморщился?
– Ты молился у тела Франсиско, пришел как раз вслед за мной. Скажу честно, для монаха ты здорово стреляешь.
– Я не монах, – ответил он спокойно.
– А кто?
– Гробовщик.
Вот тут, признаться, я малость растерялся. Честно говоря, я не очень жалую гробовщиков, как и всех, для кого мертвое тело – естественное состояние человека. Если бы этот парень сказал, что угоняет лошадей, или грабит поезда, или открывает сейфы дамской шпилькой, я бы поверил ему с ходу. Но гробовщик, да еще с такой фамилией!