Она слабо усмехнулась.
— А знаешь, хотела бы я оказаться на
Терре-ноль. Дома. И пожить спокойно лет пять. Просто спокойно. На
дачу ездить. В магазин ходить. Гулять иногда, встречаться с кем-то.
Вот только... знаешь, родной, мы же неуёмные. Что вы оба у меня
такие, что я. Да и Фэб с Киром не лучше. Мы бы просидели год, а
потом снова рванули бы куда-нибудь, потому что не бывает у таких,
как мы, этого самого покоя.
— Я знаю, — шепотом ответил Ит. — Мы
так просто не умеем. Покой и стагнация — это точно не для нас.
Хотя... Фэб же сидел когда-то на Орине, когда уже вышел в тираж, а
мы работали. Он, наверное, из всех нас самый домашний, Фэб. Правда,
он был ленивый и старый, и ни черта не делал, а мы каждый раз
ругались, что он не делает, только гораздо позже поняли, что не
делал он не потому, что не мог, а потому что хотел, чтобы делали
мы. Такая глупость, — он усмехнулся. — Знаешь, а давай, когда это
всё закончится, действительно осядем где-нибудь на год-другой?
Домик заведем, циннии посадим... снова...
— Ой, не надо, — Берта отстранилась.
— Я долго еще буду твою последнюю посадку цинний вспоминать. А
теперь ты еще и Пятого на это дело подбил, пробу на тебе ставить
негде, садовник, понимаешь, выискался.
Она уже не плакала, и Ит обрадовался
— вот и хорошо. Берта плакала очень редко, никогда — на людях, и он
знал, что сейчас ей, в первую очередь, надо успокоиться, потом им
лучше всего будет выпить чаю или лхуса, и только после этого они
пойдут в общую столовую, она же гостиная, разговаривать с народом.
Вот только от одной мысли об этом разговоре ему делалось не по
себе.
— Я очень соскучилась по мелким, —
сказала Берта, когда они дошли её комнаты, заказали чай, и уселись
на диван. Точнее, уселся Ит, а Берта прилегла, и он её тут же
обнял. — Ты сказал, Брид спросил про Адонай?
— Да, — кивнул Ит.
— Это плохо, — сказала Берта. — Это
чертовски плохо.
— Почему?
— Да потому что теперь ряд
предположений, в том числе и моих собственных, которые казались
полным бредом, могут оказаться правдой.
***
Народу в гостиную набилось много —
пришли все свои, и те, кого позвал Фэб. А позвал он всех врачей
бывшего «Вереска», троих особенно перспективных, по мнению Саба,
боевиков, половину научной группы Берты, Романа с Настей, а еще
Дослав с Ильей перенесли в гостиную блоки с обоими Мотыльками, и
минут на десять в гостиной все о предстоящем разговоре позабыли —
Тринадцатого и Брида знали, любили, известие об их гибели
восприняли тяжело, а известие о том, что гибель не состоялась — с
большой радостью. Наконец, когда все успокоились и расселись по
местам, Фэб вышел в центр гостиной, и громко сказал: