– Нет, просто на ногах не держусь, – ответил Зяма и сполз по стеночке на пол.
При этом штанины его задрались и стали видны щиколотки, густо испачканные черным и красным. В первый момент я подумала, что братишка напялил какие-то необыкновенные дизайнерские носки – Зяма любит одеваться как гламурное чучело. Но тут прямо на моих глазах светлый фрагмент на узорчатом носке окрасился красным, и я с ужасом поняла, что у братишки изранены ноги.
– Зямка! – Я взвизгнула и бухнулась на четвереньки, точно Мария Магдалина перед снятым с креста Иисусом. – Что с ногами?!
– Тихо, не ори! – Мученик поморщился и прикрыл глаза. – Разбудишь мамулю.
Я послушно заткнулась. Мамулечка наша, даром что сочинительница кошмаров, в реальной жизни жуткая неженка. При виде крови она может рухнуть в обморок, а перед этим еще огласит окрестности воплем – куда там иерихонским трубам!
– Дети? Что случилось? – Сонно моргая, в прихожую выглянул папуля.
Взлохмаченные вихры образовали вокруг его плеши забавные рожки, однако голос у нашего родителя был командирский, и я отрапортовала как дисциплинированный боец:
– У Зямы ноги!
– У Зямы всегда ноги, – буркнул братец, пытаясь натянуть подскочившие штанины до пяток.
– Так, – папуля выдвинулся в прихожую, плотно закрыл за собой дверь, вынул из кармана халата очки, надел их, посмотрел сверху вниз и снова повторил:
– Так. Собака?
– Французский бульдог! – с ненавистью сказал Зяма. – С-скотина…
Папуля присел, заглянул за край узорчатого носка, кивнул и, поднимаясь, скомандовал:
– Дюша, промой места укусов водой с хозяйственным мылом, потом намажь кожу вокруг ран йодом и наложи стерильную повязку. Я за машиной. Поедем к хирургу.
Наш папуля – отставной полковник. В лоне семьи он обычно мил и кроток, но уж если отдает распоряжения – хочется встать по стойке «Смирно!» и щелкнуть каблуками. Каблуки я уже успела сбросить, но во фрунт все-таки вытянулась, гаркнула:
– Есть! – и побежала в ванную за мылом.
Папуля за минуту оделся и ушел в гараж. Я перевернула вверх дном все шкафчики, но хозяйственного мыла нигде не нашла и на свой страх и риск заменила его собственным туалетным – самым лучшим и дорогим, с маслом апельсина и пачули.
– Ой, щи-иплет! – ныл Зяма, когда я мылила его щиколотки.
– Ой, жжет! – пищал он, когда я разрисовывала их йодом.