— Карачун, что ты тут делаешь?
Я находился во внутреннем мире. Здесь было светло. Поле, раньше
покрытое сухим ковылем, превратилось в роскошный луг. Кое-где
сверкали яркие броского вида цветы. Повернув голову, я оценил дом,
стоящий на опушке глухого леса. Белый сруб, будто еще пахнущий
свежим деревом. На крыше фигура коня-птицы. Скаты были продолжением
скакуна, образовывая его крылья. Их украшали...
— Это называется причелины, — пояснил Карачун, садясь на лавку
перед домом и для наглядности показав костистым пальцем в небо. —
Над твердью земли находится твердь неба с солнцем, а выше солнца и
луны — хляби небесные. Оттуда на землю льется вода. Поэтому
причелины так выглядят. Волнистые линии резьбы — глубина небесной
воды, а небольшие кружки — это отдельные капли.
Он помолчал еще немного.
— Что я делаю — понятно. Сижу и не мешаю твоему отцу. А ты здесь
какими судьбами?
— Скорее всего, занимаюсь тем же самым.
— Ну, тогда тоже посиди.
Я сел рядом. Что-то делать команды не было.
— Костян, пора домой.
Голос Кощея донесся с той стороны, где, по мнению Карачуна,
находились «хляби небесные». Времени прошло всего ничего.
Я открыл глаза. Барьер был на месте.
— Вставай, нужно проверить, как сработало.
Оглядев мою помятую матрасом спину, батя удовлетворенно кивнул и
встал напротив меня.
— Делай как я.
По нему начали литься потоки мертвой воды.
Я повторил.
— Ты умеешь усиливать нервную систему?
Я кивнул в ответ.
— Вот самое время.
Я занялся нервной системой, а Кощей, вытянув одну руку, собрал в
ладони шар. Я понимал примерно ничего из происходящего. Папа развел
пальцы и воткнул их в шар, после чего сфера начала стремительно
раскручиваться вокруг невидимой оси.
По нервной системе пробежал жар. Мир должен был стать ощутимо
медленнее — но этого не происходило, вращение странного конструкта
передо мной продолжалось в том же темпе.
Отец ускорял время для нас обоих.
— Позови оружие.
— Карачун, — в вытянутую руку прыгнула большеберцовая кость.
Это будто была привычная кость... но почему она так
вытянулась?
Появившееся мертвенное мерцание было обычным.
Но в моей руке больше не было глефы. Там была коса.
— От судьбы не уйдешь, — покачал головой отец. — Смотри.
Чувство, что на мне появилась какая-то дополнительная одежда, не
обмануло. Длинный, до пола, плащ с широченными рукавами состоял из
той же дымки, в обрывки которой было одето воплощение моего
Карачуна.