Десяток ярко-алых шариков полетел в сторону рыцаря с явным желанием подпалить всё, что скрывается под бронёй.
Первый он отбил правой перчаткой, которая сразу задымилась, второй отбил левой, третий прилетел в грудной доспех, оставляя дымящийся след. Четвёртый и пятый удалось отбить с трудом, а остальные нащупали воротник и градом посыпались за шиворот.
Чёрный рыцарь не вопил, не прыгал в ужасе, не искал воду. Из-под брони повалил дым и понесло запахом горелой плоти, но он взялся дымящимися перчатками за шлем и попытался его сдёрнуть. Последний шар пришёлся точно в отверстие для глаз, и монстр пошатнулся, шлем накренился назад и, слетев с плеч, покатился по земле.
«Опа, — произнёс Чибик. — Это что за всадник без головы?»
Башки, действительно не было на нужном месте, только из шеи вверх валил густой, как при пожаре, дым. Потом живой доспех дёрнулся, сделал шаг вперёд и рухнул на спину, разлетевшись на пластины. Мы молча смотрели на то «ничто», которое скрывалось под одеждой, пока не взорвалась дверь в конце коридора. Там когда-то была моя спальня.
Ещё трое выходило из дымовой завесы разрухи. А, может, и все пятеро.
«Хозяин! Уходим, ты не потянешь против такой толпы!»
Обидно, но он был прав. Я поставил силовой щит, чтобы прикрыть спину и побежал к ступеням, ведущим вниз. Там внизу тронный зал. Там — отец. Там — охрана. Чёрные убийцы шагали медленно, посылая смертельные заклятия одно за другой, но самурайский силовой щит не просто так нужно год тренировать — какая защита, такая и цена.
В холле внизу тоже царила разруха. Сломанные перила, на полу вперемешку валяются обожжённые или обезглавленные трупы, реки крови перетекают из одной комнаты в другую, паркет вырван местами и, дымясь, горит. Огромные дубовые двери в зал уничтожены, и только грубые осколки торчат в проёме.
На меня снизу вверх смотрит чёрный рыцарь, он только что вонзил меч в тело пажа и как раз клинок проворачивал, мучая беззащитную плоть. Я нырнул вниз, прямо через дыру в перилах, прыгнул солдатиком наобум — ногами врезался в широкие плечи, соскользнул и уселся прямо на шею убийце, как ребёнок сидит на папе в новогоднюю ночь. Не задумываясь скастовал «Огненные ладони» и прижал их к ушам. Плоть была холодной, я чувствовал это даже сквозь огонь, но горела она не хуже обычной. Рыцарь завыл и закрутился вокруг своей оси, даже не пытаясь меня сбросить, а потом рухнул на пол, я еле успел соскочить. Тронный зал предстал перед глазами через дымящуюся выбоину в двери. Народу там было как в муравейнике и похоже из наших только один, тот, кого прижали к огромной картине во всю стену, на которой изобразили мою семью, когда она ещё была в порядке и вместе.