В жмурки играли и самых сноровистых кутали в наволочку.
Крали веревки, с женщин в чуланах срывали исподнее,
На свадьбах борцы перед дракою делались белыми.
Той порой привидением, как оспою, каста болела.
Крыть ворон да собаками глупых травить было модно.
Чудн'о хоронили. Без изумленья, без бубнов, не плакали.
Ждали торжеств, торжествам отдавались всецело,
На свадьбах борцы перед дракою делались белыми.
Красили в красное весла, детишек же метили знаками.
Чуда не ждали, однако вязали мышиные хвостики.
Щурились, губы сколоть каленой иглой умели.
Но ждали торжеств, торжествам отдавались всецело.
Смехом живым украшали знамена и лопасти.
Жили атакой, гортанью, последнею каплей,
Суровую нить тянули капкану потомков.
Капища им – каждый храп, и трофеи, и кромки,
Каждый год, каждый дом, где оставлены волосы Авеля.
***
Дорогого стоит этот рябой на ветру чернокнижный дом,
Где в мертвой нише сердце старца и клетка со щеглом.
Здесь зорко тени злоязыкие следят за беспорядком,
Здесь плакальщицы волос золотой закладкою в тетрадке,
Здесь запах зверя, слепы зеркала, капризны капли,
Здесь наказание не спит в сыром углу, как цапля,
Здесь страхи пасынка впотьмах гримасой из бумаги,
Здесь бродит лунная болезнь в тяжелой фляге,
Здесь полдень обронил свой плащ из рыбьих шкурок,
Полуночные вожди здесь рыжи, что твой Урия,
Здесь разузорен и треклят соленый стол, как уголовник,
Здесь на косых углах метлы алмазы бывших слов,
И арапчата не взрослеют. Здесь все – азартная игра,
И выспрен смрад, и свет повержен, и святы шулера.
***
Среди жадных камней и холодному пращуру дрожь.
Для сорочьего глаза и мета кровавая – брошь.
По тропинке змеиной за ночью под небом брешь.
Навсегда между конным и падшим пеший.
Сладок свет от непригубленных черненых чаш.
Горячо на иголках кузнечикам вечных шашней.
Зелено семя зла под проворовавшейся тучей.
Солоны полоротые норы от плача сучьего.
По губам плавники ядовитые бывших чащ.
Не восток замесил на бешеной браге палач.
Не у волка пропахла паленым упрямая шерсть
Там, где за барабанщиком кладбища шествуют.
***
Что ж Вы, добрый человек,
Разве можно так печалиться?
Ваши острова во млеке
И не старятся,
На морозе Ваши грезы
Что часовенки,
Огоньками Ваши слезы
По еловникам.
Вам не видеть переездов
На холодные квартиры.
На холодные квартиры,
Где давно уже не живы,