Наверное, вы пережили что-то подобное.
Но есть разница между нами. Мне было плевать. Почему?
Мы стояли в моей комнате. Жёлтые выцветшие обои казались яркими и напоминали о солнце. Пахло Наськиными волосами и ухой, которую варила на кухне мама. Я взял ладонь Наськи в свою и почувствовал тепло от тонких пальцев.
Я говорил:
– Я тебя люблю.
Она, конечно, ничего не слышала. Просто мотала головой.
Я складывал из больших и указательных пальцев сердце. Она приоткрывала губы. Я понимал, что она говорит:
– И я.
Для меня на тот момент ещё ничего не случилось. Мне не было страшно.
Всё произошло позже.
***
Вы спросите, зачем мы с Витькой пришли к этим ангарам? Зачем вообще приблизились к стене?
Нас привели сюда тени. Призраки. Очертания тех, кого мы любили.
Витька достал из рюкзака тетрадку и карандаш. Снял перчатку и трясущейся рукой начал выводить одну за другой угловатые и острые буквы:
«Лезем вверх, там я подсажу тебя».
Понятия не имею, как он себе это представляет.
Лестница казалась мне не очень-то устойчивой. Плюс – по такому морозу дерево становилось ломким. Скрип, хруст – кого я обманываю, всё произойдёт в абсолютной тишине – и мы летим вниз, дай бог, чтобы не головой вниз.
Витька нацепил обратно перчатку, отбросил в сторону рюкзак, покрутил шеей, разминаясь. Потом начал лезть вверх. Уже на середине пути он бросил на меня недоуменный взгляд. Мол, почему ещё не на лестнице?
Всё-таки я был слабее Витьки.
Во мне оставались сомнения. Они шуршали внутри, как отголоски звуков, которые когда-то слышал ежедневно, а теперь не смог бы повторить. Я вспомнил сейчас почему-то папу, который держит книгу, часами не листая страниц. Вспомнил маму, которая тоже начинала становится прозрачной. Вряд ли это связано с музыкой или звуками – скорее, с общим чувством отчаяния. Обидно, что так всё получилось.
Я вспомнил Наську: клетчатую юбку, скол на зубе, чехол от тромбона, запах ухи. Потом – прозрачные плечи, испуганный взгляд, силуэт, напоминающий скорее клубящуюся в воздухе тень, нежели человека.
И решился. Схватился за первую балку и двинулся вверх.
Надо попасть в ангар. Если не справлюсь – окончательно признаю себя трусом. Дедушка давным-давно говорил: «Если ты хоть раз согнулся в покорности перед страхом, судьба твоего позвоночника предрешена: ты согнёшься снова». Мне кажется, что он не врал.