– Траву я скошу.
– Сам? – ужаснулась дочь, – ты же никогда… Пап, давай купим газонокосилку!
– Не делай из меня остолопа! – возмутился ВИ, – кто сажал яблони? – вот эти, да, по одной каждый год, когда рождались вы с братом, и твои дети… мы с матерью всё делали вместе!
Дочь только головой качала. Не то чтобы папа был человеком сугубо городским, нет, – просто он был поэт, и разбирался скорее в стихах о буколической жизни, чем в печальных и трудных реалиях этой жизни. Сколько Сашка себя помнила, привлечь отца к садовым работам можно было лишь грубым шантажом – например, угрозами обратиться к соседу, которого ВИ недолюбливал за образцово-показательный огород, который ему, ВИ, постоянно ставили на вид. Сосед был рачителен, суров, и пахал у себя на участке, как ударное звено полевой бригады тракторов «Белорусь».
Не путай понятия «спрятаться» и «укрыться». Первое – от глаз, второе – от пуль…
Памятка спецназа.
С травой ВИ всерьёз решил разобраться. Раз уж принял на себя эту тяжкую необходимость – жить дальше… Он умел косить, чего там!
Однако опыт с литовкой обескуражил. ВИ весьма ловко взялся за дело, и даже скосил половину полоски крапивы между отмосткой веранды и дорожкой; но потом чуть не уничтожил куст гортензии, посаженный женой за год до смерти сына, запаниковал, поднял косу повыше над головой – и на него рухнула вполне живая ветка желтой сливы, осыпав крепкими зелеными плодами. ВИ струсил, и тихонько отнес косу в сарай. Чувствовал он себя опять тревожно и неуютно – как жертва кораблекрушения, выброшенная на пустой берег, в неистовой надежде показавшийся обитаемым… Надежда оказалась в данном случае тщетной, и романтическая гумилятина теперь оборачивалась очень даже суровой робинзонщиной, вуаля. И даже не в этом, не в этом дело… Просто ВИ с чего-то решил, что на даче снова почувствует себя, несмотря ни на что, сильным и способным всё преодолеть… живым.
На следующий день, собравшись с духом, он опять упрямо взялся за косу, и добил крапиву; вдохновленный успехом, решил пробиться к ветле со скамейкой, сбрил метра два сныти, садовый шланг и растяжку антенны. Тогда ВИ бросил косу, добрался, путаясь в подмареннике, до лавочки, сел на неё и заплакал не стесняясь, навзрыд, – впервые со смерти жены.
…Но время шло, и оказалось, что дача действительно помогает как-то справляться с концом его личного мира, – хотя бы тем, что возвращает в русло простых бытовых проблем, которые необходимо решать, а они всё множатся и множатся. Жизнь, совсем было замершая от отчаяния, здесь опять тронулась в путь, неспешный, не шибко веселый, но хоть как-то обозначенный. Здесь царили свои законы, свои правила: их следовало изучить, принять, и как-то к ним приспособиться.