Тамбов. Хроника плена. Воспоминания - страница 5

Шрифт
Интервал


Л. Шендерова-Фок

Пролог

Между двумя войнами

Как горько и сладко, зимою, ночами
Внимать у очага, что дымит и мерцает,
Как тихо, спокойно былое всплывает…[4]
Ш. Бодлер

Конец июля 1940 года. Оказавшись в Тулузе в последние дни июня после бесславного поражения французской армии, я решил после демобилизации вернуться в Эльзас, откуда я не получал никаких известий в течение нескольких недель. Когда поезд въехал в наши края, я был совершенно ошеломлён увиденным. Хотя я и ожидал, что увижу свою землю, как и большую часть, три четверти Франции, оккупированной врагами, я убедился, что Эльзас был просто-напросто аннексирован великим нацистским рейхом.

На платформах станций молодые женщины в неизвестной мне униформе раздают еду и горячее питье возвращающимся. Это немецкий Красный Крест. Повсюду французские названия станций, административных зданий, магазинов, населённых пунктов, улиц заменены немецкими надписями. По улицам важно расхаживают не только одетые в серо-зелёное солдаты, но и Goldfasanen (золотые фазаны[5]) – нацистские бонзы в жёлтой униформе, и среди них, к сожалению, есть и эльзасские карьеристы. К счастью, их немного. Повсюду на огромных афишах – гигантская метла, выметающая все, что напоминает о Франции, и лозунг «Hinaus mit dem welschen Plunder!» («Вон французский[6] хлам!»).

Абсолютный запрет на разговор по-французски, даже диалектные эльзасские формы слов «здравствуйте», «добрый вечер», «до свидания», «прощай» строго запрещены. Ношение беретов, которые немцы называют Hirnverdunkelungsmütze (дурацкий колпак для помрачения мозгов) и которые рассматриваются как знак выражения симпатий к Франции, также не допускается. За любое нарушение этих правил – наказание вплоть до заключения в концентрационный лагерь в Ширмеке (не путать с лагерем смерти в Штрутхофе) в долине реки Брюш[7].


Нацистский агитплакат 1940 года


Франкозвучащие имена также запрещены и должны быть германизованы. Больше нет Жана, Шарля, Роже, Шарлотты – на их месте Иоганн, Карл, Рюдигер, Карла. За ними скоро последуют фамилии – Петит станет Кляйном, Дюбуа – Хольцером[8], Клодпьер – Глаттпетером.

Прослушивание передач иностранных радиостанций, например особенно любимого эльзасцами лондонского радио, рассматривается как измена Родине и влечет за собой наказание вплоть до смертной казни в случаях, признанных особо тяжкими.