Полина всегда удивлялась, насколько человек может быть субъективным к результатам своего труда. Ей было нелегко убеждать этого автора в необходимости поправок. Ему нравилось все, что он писал. Его воля, он бы отправлял рукопись в печать, минуя редакторские и корректорские правки. Этот новомодный гений считал, что корректоры и редакторы – придирчивые особы, не обладающие вкусом, чутьем времени. Сами ни на что не способны. Только на то, чтобы критиковать. Им бы лишь найти неправильный оборот и пропущенные запятые. Парятся, так и не создав ничего своего. Всю жизнь барахтаются в водовороте чужих мыслей. Будучи выше этой, по его мнению, надуманной, суеты, автор писал роман за романом. Его работоспособность поражала. Этот роман был четвертым. Полина в очередной раз пыталась придать его произведению законченный, а главное, легко читаемый вид.
Удивительным было то, что первые три имели успех. Читатели раскупали романы этого автора на «ура». Воробьева не слишком гордилась тем, что в какой-то степени была причастна к его признанию. Она была уверена, что такой успех недолговечен. Слишком очевидным было желание автора писать так, чтобы снизойти до самой неизбалованной аудитории. По мнению Полины, настоящий писатель обязан поднимать читателя на более высокий уровень. А этот с удовольствием писал низкосортные кровавые детективы. Сюжеты закрученные, с неожиданной развязкой, но, как казалось Воробьевой, лишенные какой бы то ни было этики, морали.
Автор оспаривал особый взгляд на построение сюжетных линий. Читая очередную рукопись, Полина не могла не заметить, что она полна штампов. Ни одно из прежних замечаний редактора не было учтено. Предстояла кропотливая работа по переписыванию произведения. Руководство знало, что она справится в рекордно-короткие сроки, как того требуют планы издательства. Но сегодня кровавые разборки на страницах романа особенно раздражали Полину. Ей было жаль тратить время на возомнившего себя гением тривиального писаку.
– Что, Полина Сергеевна, на сегодня достаточно? – За соседним столом, заваленным бумагами, книгами, журналами, восседал Марк Иосифович. Его язвительные комментарии относительно авторов и их творений давно стали делом привычным. Правда, произносились они лишь в узком кругу проверенных временем редакторов. Спорить с начальством Марк Иосифович не считал возможным.