* * *
На таможне образовались две очереди. Левая – из галдящих детей; правая – из пьяных фестивальцев. За таможней детской очереди стояли и что-то выкрикивали несколько итальянских мужчин. Дети махали им руками и отвечали по-итальянски. А тот самый крохотный очкарик, шустро прошедший контроль, бросился на руки здоровенному детине с криком:
– Бонджорно, Феручио!
А тот поднял его мохнатыми лапищами и прижал к себе бережно, как девочки прижимают куклу, в глазах у него чуть не появились слезы, и он закричал:
– Васка! Васка! Финалменте!
И Ольге стало стыдно от того, что этих выброшенных родителями русских детей согревают итальянцы. Вспомнила слова «Васки»: «Дядя Феручио работает в мафии. Он там самый главный!»
И даже привстала на цыпочки, чтобы разглядеть главного мафиози. Но была разочарована – здоровенный, простецкий, пузатый, лысоватый, небрежно одетый итальянский работяга.
Написала мужу, дочери и сыну эсэмэс: «мы сели». Получила в ответ от мужа: «где таблетки для посудомоечной машины?», от дочери: «отдохни от нас немножко», от сына: «а мы тут у сереги тяжеляк слушаем».
По багажной ленте поехали чемоданы, старшие детдомовские девочки выхватывали их с радостным визгом и отдавали Феручио и его помощникам. А маленький очкарик стоял вплотную с ним и показывал всем своим видом, что это его Феручио, и сейчас он разберется с чемоданами, и станет совсем его, и только его.
Наташа никак не могла найти две свои сумки, взятые кроме чемодана. Ольга почему-то вспомнила, как их с Лизой Золотовой привели на экскурсию в холодильник дома Сестер Бери на Рублевке, где в комнате метров двадцать рядами висели шубы и на стеллажах стояли тонны кремов и шампуней.
– Можно, я здесь буду жить? – схохмила Лиза. – Я тогда подольше сохранюсь…
У Ольги была всего одна норковая шуба, подаренная мужем на сорокалетие. И эта шуба могла бы прочитать жильцам холодильника лекцию о настоящей жизни, потому что в отличие от них была очевидицей, соучастницей, а то и подстилкой стольких горячих историй.
И с каждой историей хорошела вместе с хозяйкой. Как известно, меха, жемчуга и женская грудь быстро вянут, если к ним никто не прикасается. Сестры Бери вяли. Стеллажи кремов и пахота косметичек были бессильны.
Ольга представила, как они собирали чемоданы на разных этажах своего пустого холодного замка, чтобы выпендриться друг перед другом. Потому что больше никого не интересовала дорогая коллекция нового сезона на шестидесятилетней даме в центнер весом.